Вернуться по следам - читать онлайн книгу. Автор: Глория Му cтр.№ 107

– Ох и хитрая ты лисица! Токо и я не олень. За Дика мы в расчете, я слов назад не беру, привычки такой не имею. А за Щуку… Ну, давай поглядим, что выйдет…

– О! Это вы здорово придумали. Давайте по результату решим. Так когда нам начинать? Вы тут как бываете?

– Да тут я. Каждый день. Как померла моя Таисия Алексеевна, так я и тут. Дома не могу – пусто. Эх, – дядя Жора пригорюнился, – хорошая была женщина моя Таисия Алексеевна. Не ценил я ее. Когда бы еще пожили, может, и вступил бы в разум. Только она рано померла, пятидесяти еще не было. Инсульт, шустрик, и – амба. Один я остался. Дочка медучилище закончила и на северá подалась, за мужем, а сынок… Контры у меня с сынком, хоть Таисия Алексеевна и учила их, что зазнаваться не след, а батю уважать надо, какой уж он ни есть. Хорошая была женщина. Редкая. Не овца какая-нибудь – и с мозгами, и харáктерная. Как ты вот. – И дядя Жора мне улыбнулся.

– Беда какая, – сказала я. Мне было очень жалко дядю Жору. – Вы не переживайте. У меня вон тоже папа умер. Давно еще. Без папы, знаете, плохо. Но можно как-то.

– А мать-то замуж вышла?

– Да.

– Отчим не обижает?

– Нет, что вы. Он очень хороший человек. Но все равно не папа.

– Ну, ладно. Плохо, но можно, говоришь? Ладно. Будем стараться. И надо ж – всю жизнь свою думал, что одинак, что мне одному лучше, а как померла моя Таисия Алексеевна, так каждый день за ней скучаю. Ну, ладно… И чего это я растрынделся? Ты ж махонькая совсем, оно тебе надо, это все?

– Потому, что я никому не скажу.

– Чего?

– Мне иногда люди рассказывают всякое, потому что знают – я никогда никому ничего не скажу. Как в ямку, понимаете? – объяснила я. – Дядя Жора, вы меня извините, но мне бежать пора. Тренировка через полчаса. Я приду завтра в семь утра за собакой, хорошо?

– А приходи, как захочешь, я мало сплю.

– Вы ее тогда покормите с утра, но не досыта. Чем, кстати, кормите?

– Чем? Ну, обычно чем: каша, хлеб или со стола что останется…

– Нет, так нельзя. Надо ей нормальную собачью еду готовить.

– Ох, тебе палец в рот не клади, я вижу. Всю руку целиком отожрешь… Сперва, значит, не лупи собачку, потом хавку ей готовь… Может, мне ее еще на руках носить?

– На руках носить – это лишнее. А с кормежкой… Я вам рацион распишу, это недорого совсем, не беспокойтесь…

– Бабки – пыль, – презрительно сказал дядя Жора.

– Так и не хлопотно. И вам повеселее будет, все какое-то занятие. Отвлечетесь от грустных мыслей…

– Ой, иди уже, лиса. Завтра жду. Смотри не обмани.

– До завтра, дядь Жора. Всего хорошего.

Я быстро оделась и вышла во двор, где мне снова кинулась под ноги Щука. Дядя Жора наблюдал за нами, стоя на пороге.

– Ну, здравствуй, здравствуй. Давай знакомиться. – Я дала ей обнюхать руку, но собака прыгнула и облизала мне лицо.

Я присела на корточки и стала ее гладить. Щука извивалась, повизгивала от избытка чувств, потом повалилась в снег и стала там буйно барахтаться.

– Ох ты и дура… Ну и дура, – приговаривала я, похлопывая собаку по брюху, хватая за лапки. – Что ж мне делать-то с тобой, с такой дурой?

Мы с Ричардом шли к дяде Жоре, груженные как ослики: я тащила судок с кашей на мясном бульоне, а у пса на спине были две авоськи, связанные ушками, – с ячменной крупой, мослами и говяжьей обрезью.

Сомневалась я, что дядя Жора станет морочиться с собачьей едой, вот и запаслась.

Мы свернули с набережной в парк, я приглядела подходящее дерево, сняла с Ричарда авоськи, привязала поводок к толстой ветке, бросила псу под ноги шапку, велела охранять и дальше пошла одна.

Вчера после визита на лодочную станцию мой молчун Ричард обнюхал меня, нарычал, а потом стал жалобно скулить и облизывать мне руки.

– О! Че это он? – удивился Геша.

– Запах, – объяснила я. – Дядей Жорой пахнет, а значит – опасностью. Вот он и волнуется.

Поэтому я не взяла с собой Ричарда. Прихвачу Щуку и вернусь за ним – так решила.

Дядя Жора, видно, поджидал меня и, как только залаяла собака, вышел во двор.

– Вот, возьмите, – протянула я ему сумки, – это для собаки…

– А тяжеленные! Как только дотащила?

– Ничего, я сильная. Вы ее покормите, каша тут в кастрюльке, и мы пойдем, – сказала я, жадно заглатывая острый, как ледяные осколки, воздух.

– Что ж, и погреться не зайдешь?

Я поняла, что дяде Жоре одиноко и просто хочется поболтать.

– Я после тренировки зайду, ладно? Перед школой. Я же вам обещала рацион расписать, вот и расскажу, что к чему…

– Точно, – явно обрадовался дядя Жора, – а то ж я ни черта в этом не понимаю… Так ты зайди, растолкуй…

Он зашел в каптерку, недолго там повозился и вынес собаке миску с кашей. Щука, поскуливая, стала прыгать вокруг него бешеным кенгуру.

– Уйди ты, – замахнулся на нее дядя Жора, собака испуганно шлепнулась на брюхо и заюлила.

– Не надо с ней так, – сказала я.

– Так лезет же, мешается!

– Ничего, потерпите немножко, научится. А пугать не надо. Вы же не хотите, чтобы она людей боялась, вам надо наоборот, чтоб ее боялись, так?

– Ну, ладно, уболтала, – проворчал дядя Жора и поставил миску у порога.

Собака, забыв обо всем, набросилась на еду.

– Поводок у нее есть?

– Откуда? Вроде незачем было…

– Ничего, я взяла запасной. Через два часа вернемся.

Щука тащила меня за собой, поднимая фейерверки блестящих снежных брызг.

Завидев нас, Ричард встал, отряхиваясь от снега, и потянул носом. Учуяв ненавистный запах лодочной станции, зарычал и прижал уши.

Щука, припав на передние лапы, заскулила, а потом пустила в ход безотказное средство – повалилась навзничь, открыв уязвимое брюхо.

– Фу, Ричард! Она маленькая, нельзя обижать!

Пес неохотно отступил. Команда «маленький, нельзя!» была прекрасно отработана на мамином коте.

Шапка превратилась в снежно-ледяной комок, и я запихала ее в карман. Натянув поглубже капюшон, я подхватила собак, и мы пошли к площадке.

Несмотря на раннее утро, там уже резвились несколько псов, а хозяева с сизыми от холода губами танцевали традиционный зимний танец – три притопа, два прихлопа.

Я отпустила овчарок с поводков.

Ричард, степенно поздоровавшись со знакомыми псами и настороженно обнюхав незнакомцев, потерял к компании интерес и, оскальзываясь, полез на свою любимую лестницу, а Щука, ошалев от свободы и новых впечатлений, с лаем носилась вокруг пары молодых фокстерьеров.