– Глохни, гнида! – с порога цыкнул на нее дядя Жора, и собака убралась в будку. – А, шустрик. Пришла-таки… Ну, милости просим.
Дядя Жора был в разношенных тапках, матросские штаны заправлены в толстые шерстяные носки, тулуп накинут прямо поверх майки-алкашки – я подумала, что он, вероятно, здесь и ночевал, и удивилась про себя.
Поздоровавшись, я прошла за ним в маленькую, теплую комнатку, где было все, что нужно для жизни неприхотливому человеку, – карликовый холодильник «Морозко», традиционная электроплитка на тумбочке, обеденный стол у стены, кушетка, застеленная стареньким ковриком с оленями, и даже кресло. Вот кто был здесь лишним, так это дядя Жора. Высокий и могучий, мой рост в плечах, с борцовским, но чуть оплывшим, как свеча, торсом, крутолобый, бровастый, с темными, седеющими на висках волосами, он сразу занял все свободное пространство в комнате.
– Ну чего ты? Снимай курточку, присаживайся, щас купчику забодяжим…
– Гостинчик вам. – Я расстегнула куртку, выложила кулек на стол, но садиться не спешила.
– Чего тут? – Дядя Жора отогнул газетный угол. – Пирожки! Домашние! Ну, благодарствую! Вижу, ты девка грамотная, знаешь, как в гости ходить. – Из-под разбойничьих усов в улыбке блеснула фикса, и дядя Жора стал хозяйничать – поставил кипятить воду в кастрюльке, достал щербатые чашки в горошек и мешок с карамельками.
Я исподлобья наблюдала за хлопочущим дядей Жорой. На левом предплечье синим наколот рыкающий тигр, на пальцах правой руки какие-то перстни. Уголовник или так, приблатненный? Поди пойми… Спокойный мужик, совсем не злой; впрочем, крупным мужчинам это свойственно. А над Ричардом издевался, – может, и блатной, они собак терпеть не могут… Надо с ним поосторожнее, эти, кто в настоящей тюрьме сидел, вечно к словам цепляются…
Я вздохнула, достала из кармана деньги, мешочек с мелочью, положила на стол.
– Вот, тут двести пятьдесят рублей… если с мелочью. За собаку. Если еще надо – вы скажите.
– Чего? Это чего? Ты чего, совсем дурканулась? – Дядя Жора вытаращил глаза и даже чай просыпал.
– Вы же сказали – есть вопросы… Я и подумала… надо денег отдать… за собаку…
– Ну ты чудо! Прибери это. Прибери! – рявкнул он, как тот тигр, но все равно было не страшно. «Злости настоящей в нем не было», – как говорили о Ричарде.
Я послушно взяла деньги и снова сунула их в карман.
– Сядь уже, не маячь, – сказал дядя Жора спокойнее и стал бережно собирать чаинки со стола. – Это ж надо такое! Это ж додуматься надо! Я кто, по-твоему? Я буду малолеток щипать? И деньжищи какие притаранила, взяла же где-то! Ишь, гагара! У матери, что ли, подрезала? Семью без бюджета оставила?
– Нет. Мне брат дал. Старший. Сказал, еще даст, если надо. Чтобы вопросов не было. Про собаку.
– Четко излагаешь, – усмехнулся дядя Жора. – Ну, давай.
Я протянула ему чашку, он налил мне чаю, пододвинул тарелку с крупным кусковым сахаром и лежалыми карамельками.
– Давай конфетку, пирожочек, а то худая, как шкидла… Тебе сколько годов-то?
– Двенадцать.
– Двенадцать? Я думал – меньше… Ты чего мелкая такая?
– Такая уродилась. – Я пожала плечами и отхлебнула из чашки. От крепкого чая сразу свело зубы.
– Ага. Так, значит, впрягаешься за кобло? На любые бабки?
– Да. Отличный пес. Три выставки уже прошел, везде медали взял. Правда, не по породе, а за выучку…
– Ты чего ж сама цену набиваешь? – рассмеялся дядя Жора.
– Мне брат сказал – надо по-честному разобраться. Сколько скажет хозяин, столько и заплатим. Я вас обманывать не буду. Извините, что свела собаку, но вы вроде усыплять его собирались…
– Хм… Было такое. А ты, раз такая правильная, чего ж не подошла, не попросила по-людски?
– А вы бы отдали?
– А ведь нет, не отдал бы. Близко бы не подпустил. – Дядя Жора хмыкал, качал головой и снова смеялся. – Точно так. Подумал бы – чиканутая какая-то… Совсем Дик тогда сдурел…
– Дик?
– Дик. Кликуха у него такая была. А чего? Всех овчарок так называют…
– Дик… – Я тихо улыбнулась. – Дик… Ну конечно…
– А ты как его зовешь?
– Так Дик. Всех же овчарок так называют. – Я весело посмотрела на дядю Жору, и он с готовностью заржал.
– Слышь? А я этой-то, новой, какую погремуху придумал… Щука, слышь? Щука!
Я вежливо улыбнулась. Это была детская шутка, для первоклашек, а для такого взрослого дядьки стыдная. Звучала так: «Засунь два пальца в рот и скажи «щука». Получалось – «сука», дети радовались, но детям простительно. А этот-то чего? Слов, что ли, плохих никогда не слышал?
Насладившись своей шуткой, дядя Жора отхлебнул чаю, поудобнее устроился на стуле и сказал:
– Эх, хорошо сидим… Смешная ты, гагара… Ты вот что. Собака эта мне ни на хер не уперлась. И башли свои можешь при себе оставить… Не, не так… У тебя там мелочь была…
– Что?
– Мешок с мелочью. Давай сюда.
Я без лишних вопросов протянула ему пакетик. Дядя Жора достал оттуда монетку, показал мне:
– Это я с тебя возьму за Дика. А то фарта не будет, ясно?
– Ясно. Спасибо. – Я старалась ничем не выдать своего удивления.
– Ага, въехать не можешь, зачем звал, – с самодовольным смехом сказал дядя Жора. Я коротко кивнула. – А низачем. Так, побакланить хотел. Интересуюсь я, шустрик, как ты умудрилась такое злое кобло с цепуры снять. Слово, что ли, какое знаешь?
– Никакого слова я не знаю. Сняла, и все. Жалко стало.
– Жалко, ишь… Ты мне арапа не заливай… К нему ж никто подойти не мог, это ж зверь был, даже на меня кидался…
– А что же ему на вас не кидаться? – не удержалась я. – Вы же его палкой били…
– Лопатой, – поправил меня дядя Жора. – А чего? Собака – она и есть собака… Как не поучить?
– Лопатой, – горько повторила я и, на минуту потеряв самообладание, добавила: – Эх вы… Такую собаку чуть не загубили…
– Какую – такую? Чего ты мне тут бурагозишь?
– Да золотая собака потому что. Он все с полслова понимает, без всяких лопат. И защиту работает, и охрану, и что хочешь…
– И лапу дает?
– И лапу, – хмыкнула я.
– Так я и спрашиваю – как он тебя слушается? Чего ты такое знаешь?
– Да ничего такого я не знаю! Собаку надо как ребенка воспитывать, чтобы с пониманием… А не лопатой… Тогда и кидаться не будет.
– Как дите, говоришь… – Дядя Жора по новой налил воды в кастрюльку и поставил на печку. – Ох и порол же меня батя… Один раз так в ухо заехал – неделю в голове звон стоял. Так что ж? На то его родительская воля была… – Дядя Жора опустился на стул, кинул в рот пирожок, прожевал.