— Если и найду, это может значить, что машиной Славы воспользовались бандиты. У нас же ключи никто не прячет. Они могли знать, где ключи.
— Ой, не хитри, Лидия, — остановила ее Валентина. — Ты умная, а мы не глупей будем. Тоже небось ночью слышала…
— Клянусь вам, ничего не слышала.
— И не слышала, как Алла кричала?
— Я еще не спала, а потом уже спала без задних ног.
— И как Иришка выходила? Как она по лестнице спускалась?
— Да не слышала я!
— А может, и не слышала, — грустно сказал Василий. — Может, и не врет. Мы же тоже могли не слышать, если бы вещички не собирали до самого утра.
— Значит, вы думаете, что это могла сделать Иришка? — испугалась Лидочка.
— Молчи! — закричала Валентина. — Не могла она ничего сделать!
— Главное, Лидок, — заискивающе попросил Василий, — главное, не скажи никому, как Иришка грозилась ее убить. Ты же девочке жизнь испортишь.
— Я никому ничего не могу сказать, если я не слышала и не видела.
— А мы уедем поскорее. Теперь ты понимаешь, почему мы не хотим с ихней милицией говорить? Они с нас клятву страшную возьмут, запутают, мы и скажем чего лишнего… А так мы будем в Краснодаре, никто ничего не узнает.
— Правильно, Лидок? — Валентина даже в глаза Лидочке заглядывала, наклонив голову, заискивала. Сейчас она напоминала какую-то толстую птицу вроде куропатки, которая уводит лису от гнезда, где у нее птенцы.
— Я никому ничего не скажу, — обещала Лидочка. — Но что еще вы слышали?
— Как на духу? — спросил Василий.
И вдруг Лидочка поняла, что на самом деле ему страшно хочется рассказать ей все — как цирюльнику царя Мидаса про ослиные уши своего господина.
— Как на духу, — сказала Лидочка.
— Тогда слушай. — Василий перешел на шепот, а Валентина отвернулась, всем своим видом показывая, что не одобряет поведения мужа. — Она ходила… Я Иришку имею в виду. Ходила поверху, переживала, а потом спустилась — и к отцу в кабинет шмыг. А нам слышно, телефон. Поговорила. Потом через какое-то время, скоро…
— Это в половине четвертого было, — не выдержав, подсказала Валентина. — Она дверь открывает. И тут мы слышим, пришел. Ее хлопчик пришел. Робик.
— Робик, — согласился Василий. — Мы по голосу услышали, что Робик. Они пошептались, дверь закрыли — и наверх.
— Это было до того, как Алла вскрикнула, или после?
— После, после, ясное дело, после. Скоро, но после. И они еще там ходили — слышно же, перекрытия тонкие. Потом потащили.
— Что потащили?
— А нам откуда знать? Мы же не думали. Мы думали, ну пустила она к себе хлопчика, дело девичье, не нам ей морали читать.
— А потом?
— Потом они вместе ушли. На улицу ушли.
— Они машину заводили?
— Вот этого не скажу. — Почему-то до этого момента они могли Лидочке рассказывать, а после молчок.
И она поняла почему. Если она узнает о том, что к Иришке ночью приходил мальчик, — это может быть любовью. А если они что-то вытащили и уехали на отцовской машине, то дело плохо.
Кошки замкнулись. Словно Лидочка их чем-то обидела.
— Я посмотрю машину, — сказала Лидочка.
— Не твое это дело, — ответил Василий.
— А чье же?
— Это дело полицейское. Завтра придет полиция и посмотрит.
— Полицию придется вызывать сегодня, — сказала Лидочка.
— Ох, а мы же хотели улететь сегодня, — вздохнула Валентина. — Да не мешай ты нам улететь, Лидок. Не хотим мы ни с кем говорить.
— Сомневаюсь, что вам это удастся.
— Снова с аэродрома снимут? — спросил Василий.
— Ваши показания понадобятся английской полиции.
— А эти? — вспомнила Валентина. — Генка и второй? Они же рядом ходят! Они же свою Алку убили!
Кошки говорили нелогично. И понятно почему — у них не хватало фантазии, чтобы совсем выгородить Иришку. Перед Лидочкой они раскрылись, но приписать Иришке преступление они не могли. Для этого существуют негодяи, бандиты… Хотя Лидочка с трудом представляла себе, как Геннадий и Эдуард ночью забираются в закрытый дом, поднимаются на второй этаж, убивают Аллу и уходят. И зачем? Без Аллы им вообще здесь нечего делать: если нет Славиной жены, то на кого же переведен счет? Им остается только бежать.
И если они узнают, что случилось, то немедленно скроются.
В этот момент зазвонил телефон.
Все стояли и смотрели. Лидочка решилась поднять трубку только после седьмого или восьмого звонка, и то потому, что подумала, не Иришка ли звонит.
Но это был Геннадий.
— Лидия Кирилловна? — Он узнал Лидочку и заговорил официальным тоном. — Будьте любезны, пригласите к телефону Аллу.
— Аллы нет, — сказала Лидочка, не в силах преодолеть мстительного чувства.
— А куда она намылилась?
— Вам лучше знать.
— Да не знаю я ни хрена!
— Она исчезла ночью.
— Как так исчезла?
— Сейчас я вызываю полицию. Пускай она разбирается.
— Погодите, да погодите вы! Вам что, жить надоело?
— Мне трепетать надоело, — сказала Лидочка. — Ваша очередь.
— Лида, я тебя умоляю, — сказал Геннадий. — Клянусь тебе, что мы ни о чем не подозревали. Мы ничего не знаем!
— Полиция разберется.
— Теперь послушай. Одну минуту!
«И зачем я его слушаю? Надо повесить трубку».
Но трубку Лидочка не вешала.
— Пускай она тебе кажется плохим человеком. И мы плохие люди. Но мы же люди, блин! Дай нам шанс! И больше ты нас не увидишь.
Лидочка повесила трубку.
— Ну что? — спросила Валентина. — Они приедут?
И такой ужас был у нее на лице!
— Не бойтесь, — сказала Лидочка. — Больше они уже ничего нам не сделают.
— Вам легко говорить, — заныл Василек.
Он забыл, что ему уже под шестьдесят, что он толст и, как говорится, солиден. Сейчас он был мальчиком, очень нуждающимся в маминой защите.
— Тогда вызывайте полицию, — сказала Лидочка. — Мне нужно на секунду вас покинуть.
Валентина кинулась к телефону, потом замерла и крикнула вслед уходящей Лидочке:
— Погоди, я же по-ихнему только торговую терминологию знаю!
— Я сейчас.
Лидочка выбежала наружу. Машина Славы стояла у тротуара напротив входа.
Машина должна быть открыта.