Следующий лист был озаглавлен «Памятная тетрадь № 1. Писано Степаном Крашенинниковым, адъюнктом натуральной истории и ботаники Е.И.В. Академии наук. Август-сентябрь 1745 года Р.Х.».
Когда я переворачивал следующую страницу, на миг возникло ощущение стремительного полета — так сознание отреагировало на погружение в «дела давно минувших дней». Я углубился в чтение.
Поначалу шло туго. Шрифт был неровный, бледный, плюс старая орфография, плюс отсутствие знаков переноса и обилие вышедших из употребления слов. Но я сразу понял суть объяснений Анны. Это действительно были сугубо личные записи по памяти событий, что произошли с участием молодого и амбициозного ученого во время его первой в жизни научной экспедиции!
Вся первая тетрадь посвящалась описанию подготовки к путешествию и знакомству с планами будущих исследований. Это пока не имело какого-либо отношения к нынешнему расследованию, но читать все равно было интересно. Я так увлекся, что не сразу сообразил, что за посторонний звук исходит из кармана. Наконец сообразил, что это заливается мобильник. Звонила Анна.
— Дмитрий Алексеевич! Помогите! Я не знаю, что мне делать!..
— Что случилось, Аня?
— Мне только что звонил Антон! Я едва не выронил телефон.
— Откуда звонил?!
— Не знаю… Он очень странно разговаривал, будто на бегу.
— Что, что он вам сказал?
— Он просил не беспокоиться, сказал, что с ним ничего не случилось, но лучше его не искать, потому что это может быть опасно…
— Для кого?
— Для меня… — Девушка всхлипнула, в голосе прорезались истерические нотки: — Дмитрий Алексеевич, я боюсь! С Антоном что-то не так!..
— Спокойно, Аня, — я постарался говорить твердо и уверенно, хотя не испытывал ни того ни другого. — Я сейчас нахожусь в управлении криминальной милиции. Это на Зеленом проспекте. Приезжайте сюда немедленно! Мы втроем, вместе с капитаном Ракитиным, все обговорим и решим, что предпринять. Вы меня поняли?
— Д-да…
— Вы где сейчас?
— Дома…
— Берите такси и приезжайте!
— Хорошо… Спасибо. Анна дала отбой, и я тут же перезвонил Олегу. Пересказав ему суть дела, добавил:
— Мне кажется, что звонил не Урманов.
— Почему?
— Не знаю! Скажи охране внизу, чтобы пропустили девушку.
— Само собой… Как продвигается чтение?
— Помаленьку. Будет что интересное, сообщу…
Нуриева появилась минут через двадцать. Лицо осунулось, но глаза сухие, губы плотно сжаты. Мы собрались в кабинете Олега, и он попросил девушку еще раз рассказать, что ей известно об Урманове.
— А вот у Дмитрия Алексеевича мнение, что звонок был не от Антона, — сообщил Ракитин, когда Анна замолчала.
— А от кого? — вскинулась она.
— Думаю, это был тот, за кем он гнался, — сказал я. — У меня предложение, Аня. Давайте вы сейчас наберите сами номер, откуда был звонок, и еще раз внимательно послушаете голос. А лучше, если сможете сделать проверку…
— Как это?
— Ну, задайте ему в разговоре какой-нибудь вопрос, ответ на который может знать только Антон.
— Да, это было бы неплохо, — подтвердил Олег.
— Хорошо, — вздохнула девушка и достала мобильник. Но минуло не меньше двух десятков гудков, прежде чем на том конце отозвались.
— Говорите с ним, будто с Антоном! — шепнул Ракитин.
— Привет, Тошка! — громко произнесла Анна. — Ты куда пропал?..
Я быстро написал на листке: «Скажите ему, что есть новая информация о Крашенинникове, пусть приедет в библиотеку».
Анна послушно повторила предложение в трубку, потом отрицательно качнула головой. Поговорив еще с полминуты, она отключила телефон. И без того темные глаза ее стали совсем черными, уголки губ опустились. Она снова готова была расплакаться, и я поспешил спросить:
— Это он?
— Нет! — почти выкрикнула девушка. — Это не Антон… Но голос… очень похож.
— Почему же вы решили, что это не он? — спросил Олег.
— Я его всегда ласково звала Тошкой, а он меня — Мотыльком… у нас такая игра была.
— А сейчас…
— … он ни разу не назвал меня… Это не он! — Она наконец разрыдалась, и мы не стали ее успокаивать: нервному напряжению всегда надо давать выход.
Постепенно Анна затихла, сгорбившись и спрятав лицо в ладонях. Тогда я осторожно, почти по-отечески обнял ее за плечи и принялся шептать на ухо всякую ласковую и смешную ерунду. И мои старания все-таки увенчались успехом. Девушка наконец посмотрела на меня, и слабая улыбка светлячком озарила ее милое заплаканное лицо. Ракитин откашлялся и сказал:
— Анна Рафиковна, если хотите, дежурная машина отвезет вас домой. Девушка с благодарностью молча кивнула ему.
«Памятная тетрадь № 8. Писано Степаном Крашенинниковым, адъюнктом натуральной истории и ботаники Е.И.В. Академии наук. Февраль 1755 года Р.Х.»:
19 февраля 1755 года
…сегодня я наконец-то закончил свою многолетнюю работу. «Описание разнообразия и свойств растительного царства земли Камчатки» — вот полное наименование сего труда. Думается, труд мой не останется напрасным. Новая императрица наша, Елизавета Петровна, благосклонно отнеслась к деятельности Академии, но решила, что одной для такой великой страны как Россия будет мало. Уже вовсю идут разговоры о скором открытии Российской академии наук в Москве. Занимается этим сложнейшим делом молодой, русский ученый-самородок — Михайло Васильевич Ломоносов, пришедший, говорят, в старую столицу с одной котомкой за плечами из какого-то глухого уезда.
Что ж, честь и хвала таким самородкам! Может быть, именно им суждено возвысить Россию перед всем миром… Я хочу написать о другом.
Они вернулись. Мои кошмары вновь преследуют меня. Это началось, когда я вернулся из последней поездки по Новгородской и Ладожской земле. До этого на протяжении многих лет я и думать забыл о Белом шамане, древнем боге Тенгри и его слугах, о которых успел прочитать в берестяной книге из капища Козыр-агаш.
Может быть, всему виной мое случайное знакомство с чудским шаманом Ольпереком. Интересно, что у чуди схожий с кузнецкими татарами пантеон древних божеств и прочих духов. В чудском поселении, где нам пришлось провести более трех суток из-за разыгравшейся пурги, я стал свидетелем камлания шамана по прозвищу Ольперек (что буквально означает «тот, который умеет говорить с духами»), призванного хозяином дома Мунчаком, дабы вылечить от лихорадки свою дочь.
Мне было разрешено остаться на время действа, потому что перед тем я самолично удалил Мунчаку больной зуб. Чудичу явно полегчало, и он тут же проникся ко мне большим уважением и благодарностью.