Орден костяного человечка - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Буровский cтр.№ 97

— Здравствуйте, Володя… Сегодня вы особенно радостный… У вас случилось что-то хорошее, да?

— Откуда вы знаете, Ли Мэй?! Всегда удивляюсь, как вы умеете чувствовать настроение.

— Отец считал, что это от иероглифов. Когда высказываться прямо нельзя и когда всякий написанный текст можно прочитать по-разному, развивается интуиция. Так вам и правда сделали что-то хорошее? Или что-нибудь подарили?

— Сегодня мне подарили еще лет тридцать или сорок жизни.

Ли Мэй опять смешно наморщила нос, наблюдая за Володей.

Интуиция интуицией, а она не знала, как отнестись к его словам. Володе не хотелось рассказывать, и они пока так и расстались — Ли Мэй позвали на другой конец раскопа.

Это было первое значительное событие необычного дня — звонок Володи в Петербург. А потом были и еще два почти таких же значимых события.

Потому что не больше часа махал лопатой Владимир, выгоняя из организма алкоголь, когда началось второе событие — вдруг приехал пастух Никита, хакас, пасший тут овец неподалеку.

— Владимир Кириллыч… Там вас…

— Кто, Никита?

— Велели позвать, вот я вас и зову.

Никита привязал коня перед входом в курганную оградку, не повел животное внутрь. Современные хакасы вообще стали уважительнее относиться к курганам, даже раскопанным. То-то на камнях ворот висят разноцветные тряпочки, а конные не въезжают внутрь оградки. Еще лет десять назад на камнях писали похабщину, а в курганной оградке и какали, и пили водку, и чего только в ней не устраивали. С тех пор сознание народа изменилось.

Никита привел и второго коня, для Володи. Пришлось забираться в седло, ехать по раскаленной степи к длинному бараку-кошаре — родному брату тех, что остались на хуторе номер семь. Какая она все же огромная, степь! Даже колоссальные курганы, даже сопки на горизонте не делают ее меньше. Позади — маленькие камни курганной оградки (только что были колоссальные, в несколько ростов человека), впереди — плоская лепешка кошары, еле заметные возле нее серые пятна овечьих стад. Расстояние-то не больше, чем если бы и курган и кошара были в лесу, но тогда не было бы так видно во все концы; не так очевидно стало бы, что два человека едут, такие крохотные в колоссальном пространстве, и что так малы в сравнении с небом и степью и сами люди, и оба пункта их отправки — и начальный, и конечный. Не случайно ведь и монголы, и тюрки поклонялись ему, Вечному Синему Небу, — зримой громадности, больше и выше всего, что можно увидеть на земле.

А на кошаре, в полуденной жаркой степи, ждала Людмила. Нельзя сказать, что Володя Людмилу забыл… Он провел у нее два воскресенья, уезжая в субботу после работы, но посудите сами — невозможно же было вести себя так, как в пору Улуг-Коми; тогда между лагерем и Камызом было восемь километров, теперь — сорок. Володя несколько раз уговаривал женщину побыть у него в экспедиции. Ну вот она и приехала.

— Людка, здравствуй! Что же ты на раскоп не пошла?! Хоть посмотрела бы!

— Нет, милый, туда мне не надо… Там слишком сильный лежит.

— Госс-споди, мы же там целые дни, и ничего плохого не происходит!

— Вы — это совсем другое дело, вы не шаманите. Володя, мы и так вдвоем и можем тут оставаться еще долго. Я еду к тетке, в Московское, и решила заехать. Я немного беспокоилась, как ты тут… Как вы все тут.

— По-моему, так зря ты пугаешься. Ничего похожего на наши приключения возле Камыза тут не было и, думаю, не будет… Никаких плохих событий, и по ночам вечно целая толпа гуляет вокруг лагеря. Ни-че-го!

— Когда сильный кто-то, он не будет по ночам выслеживать того, кто пошел пописать… Ты лучше вспомни и мне расскажи… Вова… Тут ничего странного не слышно? Точно?

— Точно… Разве что вот! Но это профессиональное.

И Володя рассказал, как Епифанов с Ли Мэй никак не могут правильно рассчитать, где же надо провести раскопки. Люда слушала, сидя на старой завалинке, и глаза у нее становились все больше и больше, все круглее и круглее.

— И у тебя еще есть какие-то сомнения? Володя, вам мешает кто-то очень сильный… Я даже не представляю, насколько он сильный — тот, кто мешает. Я бы вам посоветовала сразу все кончить и уехать, не приставать к нему. Но вы не уедете… И потому я даю другой совет — найди сильного шамана, чтобы он защитил вас от него… Тогда и расчеты получатся, и сделаете вы все, что надо.

— Тут в лагере живет такой… Витя Гоможаков, он из Абакана.

— Я про него слышала. Надежный человек, пусть покамлает.

— Ты серьезно?!

— Милый, ты на Улуг-Коми ничего такого не встречал? Не убеждался, что я хоть и баба деревенская, но не совсем дура? То-то… Так вот, даю совет: поговори с Витей, пусть поможет. Между прочим, я еще почему хочу уехать в Московское, пожить там? Ходит он… Каждую ночь ходит, сволочь!

— Мы же его…

— Ты невнимательно слушал… Это мы успокоили его не навсегда, а где-то на месяц приблизительно, от фазы луны до другой такой же фазы. Время прошло, и он опять ходит, пугает… Поживу-ка я там, пока он не успокоится.

— Слушай… А чего он ходит, если меня нет?

— Думаешь, он такой дурак, не понимает, кто вам помогал? И не знает, кто тебя привез тогда на восточный берег озера? Хе-хе… — скривив лицо, саркастически посмеялась Люда.

Володя почувствовал стыд: приехали они, навлекли неприятности на женщину, теперь уедут, а этот, из могилы, так и будет ходить вокруг дома.

— Люда… Я тебе уже говорил, что если ты не против, хотел бы у тебя пожить. Экспедиция уедет, а я немного останусь… Ты не против?

— Конечно, я совсем не против, милый. Но если ты хочешь поохотиться на этого… Тогда я скажу так — все решается не в Камызе, а здесь. Если вам удастся проникнуть туда, куда вы хотите, — вы все поймете и про Камыз.

Только к этому времени до Володи дошло, что он давно не слышит ни Никиты, ни его овец: пастух погнал отару в степь и теперь едва виднелся вдалеке — пятнышко в громадности степи. Мир был прост: колоссальная степь, звон жаворонков из безбрежности небес, дрожащее марево, почти скрывающее сопки, и в центре степи — кошара, и в ее тени — два человека. Володя коснулся Люды уже по-другому: призывно, вопрошающе: ну как? И женщина отозвалась, как всегда — естественно, красиво и уверенно.

Потом они лежали на старом синем одеяле, так хорошо знакомом Володе, и смотрели в выцветшее небо.

— Я провела детство на хуторе… — тихо рассказывала Люда. — Знаешь, это по-своему хорошо; в деревне ведь всегда хоть кто-то и чем-то тебе мешает. То мотоцикл проедет, то сосед заорет, то корова замычит, то собака залает. Городские говорят: «В деревне тихо!» А в деревне вовсе даже шумно… Вот на хуторе — там тихо! Совсем тихо. Там можно весь день ходить в одних трусах или в ночнушке, никуда не торопиться, и вокруг там совсем никого нет, только животные да небо над головой.

Плыл уютный рассказ о необычном, несовременном детстве этой женщины — тоже необычной и несовременной. Плыло небо над головами — тусклыми обрывками облаков, перемещалось по нему солнце. Где-то в степи двигалось стадо овец, чтобы вернуться сюда к вечеру. А тут мир оставался простым, однозначным, как будто бы два человека выпали из всех времен. Только ветер вздыхал, замирая в траве и в строениях.