Киммерийская крепость - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Давыдов cтр.№ 123

— Я не от праздного любопытства к вам пристаю, Ольга Ильинична. Скажите, делал ли вам лейтенант Гурьев предложение?

— И не однажды, — мгновенная улыбка мелькнула по её лицу и пропала. Оно снова сделалось печальным – и прекрасным.

Фон Эссен вздохнул:

— И что же вас, голубушка, Ольга Ильинична, в таком случае останавливает?

— Многое. И – ничего, что я могла бы выразить словами, Николай Оттович, — просто сказала Ольга. — Уж и не знаю, верите вы мне или нет. Кир – единственное моё счастье. Единственное – и очень, очень недолгое. А впрочем, мне это всё равно.

— Но… Почему?!

— Война, Николай Оттович. Война страшная, небывалая. А за ней – словно туча на всех нас надвигается. И дальше – не вижу я ничего. Ни Кира, ни себя, никого из нас. Чёрное облако. Я не боюсь, нет, вы не подумайте, Николай Оттович. Я просто знаю, что поступаю единственно правильно. Устраивать этот спектакль с крещением я не желаю и не стану. Дело тут даже не в том, что папенька…

— Если ваш отец желает вам счастья, не думаю, что он станет противиться.

— Он не станет. Просто это его убьёт. Есть вещи, которые убивают, хотим мы того или нет. Мне, право же, трудно это объяснить, Николай Оттович.

— Отчего же. Я вполне вас понимаю. Я и сам, знаете ли, к ревнителям Православия вовсе не принадлежу. Но я, право же, не могу себе представить… Что вы ему отвечали, Ольга Ильинична?

— Я понимаю прекрасно, чего хочет Кирилл Воинович. И понимаю, как важно для вас, как для его командира, душевное спокойствие офицера, которому в бою сотни, если не тысячи жизней вверены в попечение. Вы об этом, Николай Оттович, не тревожьтесь. Ничто не помешает лейтенанту Гурьеву служить Отечеству. Ничто из того, что от меня и от моих слабых сил зависит. В этом даю вам моё самое последнее и самое честное слово. Всё, что я делаю, делаю я в первую очередь для самого же Кирилла Воиновича. Да тут ещё столько всего наложилось! Папенькино состояние, например. Кто-то уже, вероятно, и в открытую судачит. Но разве не мощью русского Флота и Армии, не вашими ли, Николай Оттович, и лейтенанта Гурьева трудами, обеспечена в известной мере та самая крепость русского рубля, что служит нашему достатку основой? И не выходит ли так, что нисколько Кириллу Воиновичу не может быть зазорно этим достатком пользоваться? Ведь не нами ещё подмечено, Николай Оттович, что на ратной службе, ежечасно рискуя жизнью, разбогатеть затруднительно. Да и кому оно нужно, богатство? А Кирилл Воинович об этом, на мой взгляд, излишне много в связи с нашими обстоятельствами размышляет. Ну, посудите, каково ему будет со мною в гостиных, все эти толки и пересуды? Я человек очень тихий и мирный, вот только обид прощать не умею. Не выучилась христианскому смирению. Поверьте, так, как я желаю устроить, лучше будет для всех.

— Во многом вы правы, — адмирал устало поправил усы – разговор этот был ему в тягость. — Всё же правила нашего общества… Увы. Вы действительно во многом правы. Скажите, Ольга Ильинична. Это ведь ещё как-то с вашим… даром связано, разве нет?

— Николай Оттович, — Ольга побледнела.

— Нет, нет, — фон Эссен протестующе поднял руку. — Не спрашиваю ни о чём, ничего не хочу узнать! Но знать я должен.

— Должны, — эхом отозвалась Ольга после некоторого молчания. — Должны. Если бы не война. Если бы! Быть Киру адмиралом, гордостью Флота, опорой Престола… Ах, Боже мой, Николай Оттович. Ну почему я, почему же?!

— Что вы, что вы, голубушка, — фон Эссен, повинуясь охватившему его душевному порыву, шагнул к Ольге и опустился рядом с ней на кушетку. — Господи Боже, да не убивайтесь вы так. Всё образуется, я знаю, я старый человек, верьте мне!

— Какой же вы старый, — улыбнулась Ольга сквозь слёзы. — Это просто мы с Киром молоды пока…

— А войны Государь не допустит, — убеждённо проговорил фон Эссен. — Воевать в нынешнем веке совершенно никак невозможно. Не война, а тотальная гибель. Не могут ни Господь, ни Государь такого позволить. Верьте, Ольга Ильинична.

— Я рада бы вам поверить, Николай Оттович. Только я ведь знаю. Я вижу.

— Что же, и мою судьбу видите?

— Вижу.

— Не поделитесь ли? — адмирал всё ещё уповал на возможность превратить это в некое подобие шутки.

— Нет. На что вам, Николай Оттович? Человеку не дано заглядывать в грядущее, и в этом его благо. Грядущего нет, мы творим его сами… И мой дар – вовсе не дар. Мука и наказание. Вот только за что? Вы простите меня, ради Бога. Я своего решения не изменю. Если Кирилл найдёт в этом причину от меня отказаться – упрекать его не могу.

— Да ведь сам не свой Кирилл Воинович, что же вы творите, Ольга Ильинична, голубушка! Право же, только в вашем юном возрасте и можно, наверное, такой безжалостной быть!

— Я ведь не только о себе думаю, Николай Оттович. И не только о Кире.

— Вы… в положении? — изумился фон Эссен. — Ах, простите, Бога ради, меня, старого дурака… Что ж вы молчали-то?! Разве…

— У нас будет сын, Николай Оттович. И он, разумеется, будет Гурьев. Совсем настоящий. Об этом я сумею позаботиться.

— Хорошо же, — сердито проворчал фон Эссен, краснея и чувствуя себя неуютно. — Поступайте, как считаете нужным, Ольга Ильинична. Я вам никаких новостей не сообщу, ежели скажу – лейтенант мой вас любит без памяти.

— И я его люблю, — Ольга закрыла глаза. — И никто в этом не виноват, — совершенно…

Прибыв на «Рюрик», на котором держал флаг, адмирал тотчас послал за Гурьевым. Кирилл прибыл, отрапортовал по всей форме. Фон Эссен снял фуражку, указал лейтенанту на кресло:

— Присядьте, голубчик.

Гурьев повиновался. Непохоже это было на грозного адмирала – «голубчик». Фон Эссен долго смотрел на него, качал чуть заметно головой. Потом резко стукнул ладонью по колену:

— Вот что, лейтенант. Представление я напишу днями, принимайте «Гремящий».

Гурьев вскочил:

— Николай Оттович!

— Сядьте, Кирилл Воинович, — махнул рукой фон Эссен. — Я беседовал сегодня с вашей невестой. Вы, голубчик, дурь всякую из головы выбросьте. Я вас своей властью благословляю, живите и радуйтесь. В любви греха никакого нет и быть не может. Ну, и служба службой, как говорится. Ольга Ильинична – не по годам мудрый человек, молите Бога, Кирилл Воинович, что выпало вам такое счастье. А «Гремящий» принимайте, всё меньше времени на разные юношеские глупые метания останется. Корабль вы знаете, надеюсь, ещё со времени вашей цусимской авантюры изучили неплохо, как мне докладывали. Вот и проверим заодно, за дело ли вас Его Императорское Высочество Александр Михайлович нахваливает.

— Слушаюсь, Николай Оттович. Разрешите быть свободным?

— Разрешаю, — улыбнулся в бороду фон Эссен. — Цветов только не забудьте купить. И от меня кланяйтесь. Господину Уткину в том числе.

Не возвращаясь на «Гремящий», Гурьев помчался к Уткиным. Было уже поздновато для визитов, но его сейчас меньше всего волновали условности. Двери ему открыл Мишима. Увидев лицо Гурьева и букет, он улыбнулся и поклонился: