— Может оказаться? — переспросил я.
Нафанаил вышел на дорогу и оглядел нас, прикрыв глаза от солнца ладонью. На вид ему было лет шестнадцать-семнадцать, не больше: на подбородке едва затевалась борода.
— А из Назарета может выйти что-нибудь путное? — спросил он.
— Джошуа, Шмяк, Варфоломей, — представил Филипп. — Это мой друг Нафанаил.
— Я тебя знаю, — сказал Джош. — Я тебя видел, когда мы здесь в последний раз проезжали.
Тут — совершенно необъяснимо — Нафанаил рухнул на колени перед верблюдом Джоша и объявил:
— Ты поистине Мессия и Сын Божий.
Джошуа посмотрел на меня, на Филиппа, затем перевел взгляд на парнишку, простершегося ниц у ног верблюда.
— Ты веришь, что я Мессия, только потому, что я видел тебя прежде? Хотя еще минуту назад ты был убежден, что из Назарета не может выйти ничего путного?
— Ну да, а почему нет? — ответил Нафанаил.
И Джош снова глянул на меня, будто я мог это объяснить. Тем временем Варфоломей, следовавший за нами пешком со стаей псиных адептов (которых в последнее время стал как-то уж очень рьяно звать своими «апостолами»), приблизился к мальчишке и помог ему подняться на ноги:
— Вставай. Если хочешь с нами идти. Нафанаил распростерся и перед Варфоломеем:
— Ты тоже поистине Мессия и сын Божий.
— А ты — поистине чадо заблудшее, — сказал я На-фанаилу. — Ты, случаем, в азартные игры не играешь?
— Шмяк! — одернул меня Джошуа.
Он покачал головой, а я пожал плечами. Нафана-илу же он сказал:
— Добро пожаловать к нам. У нас общие верблюды, еда и немного денег. — И Джош кивнул на Филиппа, которого назначили хранителем общественной казны, — ему хорошо давалась математика.
— Спасибо, — ответил Нафанаил и пристроился нам в хвост.
Так нас стало пятеро.
— Джош, — сипло прошептал я. — Этот пацан туп, как бревно.
— Он не туп, Шмяк, у него талант верить.
— Прекрасно, — ответил я и повернулся к Филиппу: — И близко не подпускай его к деньгам.
С площади мы направились к Масличной горе, но тут нас окликнули из канавы Авель и Настыль — два пожилых слепца, что помогли мне тогда с Мэггиной стеной. (Я выяснил, как их зовут, исправив их небольшую тендерную ошибку.)
— Помилуй нас, Сын Давидов!
Джош натянул поводья своего верблюда.
— Вы меня почему так назвали?
— Но ты ведь Джошуа из Назарета — тот юный проповедник, что учился у Иоанна?
— Он самый. Джошуа.
— Мы слыхали, Господь назвал тебя своим сыном и сказал, что очень тобой доволен.
— Сами слыхали?
— Ну да. Недель пять-шесть тому. Прямо из неба.
— Черт, что ж такое — все слышали, кроме меня?
— Смилуйся над нами, Джошуа, — проныл один слепец.
— Ага, смилуйся, — подхватил другой.
И тогда Джош слез с верблюда, возложил длани свои на глаза обоих слепцов и произнес:
— Вы имеете веру в Господа, и вы слыхали — как, со всей очевидностью, слыхали в Иудее все, — что я — сын его и он мною очень доволен.
И отнял он ладони свои от их лиц, и старики за-озирались.
— Скажи мне, что ты видишь, — попросил Джошуа. Старичье озиралось и помалкивало.
— Так скажите же мне, что вы видите. Слепцы посмотрели друг на друга.
— Что-то не так? — спросил Джош. — Видеть-то вы можете, правда?
— Ну, в общем, да, — ответил Авель. — Я просто думал, будет больше цвета.
— Ага, — подтвердил Настыль. — А то все как-то тускло.
Я вмешался:
— Вы находитесь на краю Иудейской пустыни, в одном из самых безжизненных, запущенных и враждебных человеку мест на земле. Какого рожна вы хотели?
— Да не знаю, — пожал плечами Настыль. — Поярче бы.
— Ага, поярче, — сказал Авель. — Это какой цвет?
— Это бурый.
— А вон тот?
— Это будет тоже — бурый.
— А вон там? Во-он тот?
— Бурый.
— Ты уверен, что не сиреневый?
— Ну. Бурый. — А…
— Бурый, — сказал я.
Два бывших слепца пожали плечами и отвалили, что-то бормоча друг другу.
— Отличное исцеление, — сказал Нафанаил.
— Вот я, например, никогда не видел исцеления лучше, — сказал Филипп. — Но с другой стороны, я тут новенький.
Джошуа тронул верблюда с места, покачивая головой.
Вскоре мы пришли в Кану — голодные и без денег. Пир совсем не помешал бы — по крайней мере, большинству из нас. Джошуа про пир был не в курсе. Свадьбу устраивали во дворе очень большого дома. Мы слышали бой барабанов, вопли певцов, из ворот полз аромат пряной жарехи. Большая была свадьба — снаружи даже околачивались детишки, предложившие поухаживать за нашими верблюдами. Кучерявые жилистые человечки лет десяти; они напомнили мне дурные версии нас с Джошем в детстве.
— Похоже, у них тут свадьба, — заметил Джошуа.
— Запарковать вашего верблюда, господин? — предложил парковщик верблюдов.
— В самом деле свадьба, — подтвердил Варфоломей. — А я думал, мы идем Мэгги помогать.
— Верблюда паркуем, господин? — спросил другой пацанчик, дергая моего зверя за повод.
Джошуа посмотрел на меня:
— Где Мэгги? Ты же сказал, она больна.
— Мэгги на свадьбе, — сказал я, отбирая поводья у пацанчика.
— Ты же сказал, она умирает.
— Мы все умираем, разве нет? Ну то есть, если вдуматься. — И я ухмыльнулся.
— Здесь парковать верблюдов нельзя, господин.
— Слушай, пацан, у меня нет денег тебе на чай. Ступай прочь. — Терпеть не могу, когда мой верблюд попадает в руки таких вот парковочных парнишек.
Меня это нервирует. Никак не могу избавиться от мысли, что больше никогда не увижу свой корабль пустыни или он вернется ко мне без зуба или с выткнутым глазом.
— Так на самом деле Мэгги не умирает?
— Здоро'во, парни, — сказала Мэгги, выходя из ворот.
— Мэгги. — Джошуа в изумлении даже вскинул руки. Но так сосредоточенно на нее уставился, что забыл держаться и мигом слетел с верблюда. Наземь он рухнул лицом вниз, со стуком и хрипом. Я тоже соскочил, собаки Варфа загавкали, Мэгги подбежала к Джошу, перевернула его и, пока он пытался очухаться, прижала голову к своей груди. Филипп и Нафанаил тем временем приветливо махали свадебным гостям, высунувшимся из ворот посмотреть, что за шум на улице. Не успел я и глазом моргнуть, как пацанчики запрыгнули на наших верблюдов и галопом ускакали куда-то за угол — в Землю Нод, Южную Дакоту или другой какой край неизвестного географического местонахождения.