— Ты паразит, — сказала она, кинулась к нему в объятия и поцеловала.
Прошло довольно много времени, а потом Чарли оглянулся. Весь беличий народец взирал на них снизу.
— Что они тут делают?
— Они идут с тобой.
— Нет. Слишком рискованно.
— Значит, и для тебя слишком рискованно. Ты даже не в курсе, что там внизу может оказаться. Та тварь, что ворвалась в лавку, была не Морриган.
— Одри, я не собираюсь бояться. Там может быть и сотня разных демонов, но «Книга мертвых» права — они просто сбивают нас с пути. Мне кажется, эти твари существуют потому же, почему избран и я. Из страха. Я боялся жить и потому стал Смертью. Их сила — наш страх смерти. Я не боюсь. Я не буду брать беличий народец.
— Они знают дорогу. А кроме того, в них четырнадцать дюймов росту, ради чего им жить?
— Эй, — произнес гвардеец в форме «мясоеда».
[67]
Головой ему служил череп бобра.
— Он что-то сказал? — спросил Чарли.
— Это моя экспериментальная гортань.
— Поскрипывает.
— Эй!
— Извини, э-э… Мяс, — сказал Чарли.
Существа, похоже, настроены были решительно.
— Стало быть — вперед!
Чарли пробежал по площадке быстро, чтобы не пришлось опять со всеми прощаться. В десяти ярдах за ним строем двигалась небольшая армия ночных кошмаров, собранная из деталей сотни различных зверюшек. И так уж вышло, что не успели они дойти до лестницы, как из своей квартиры спустилась миссис Лин — посмотреть, что там за шум. Вся армия остановилась и воззрилась на нее.
Миссис Лин была — причем всегда — буддисткой, поэтому свято верила в концепцию кармы. Все те уроки, что ты не выучил, полагала она, будут преподаваться тебе вечно, пока не выучишь, иначе душа твоя ни за что не перейдет на следующий уровень. В тот день, когда Силы Света готовы были схватиться с Силами Тьмы за господство над миром, у миссис Лин, глядевшей в пустые глазницы беличьего народца, случилось просветление. Никогда больше не ела она мяса. Никакого. И первым актом искупления за все, что она в жизни натворила, стали слова, обращенные к тем, кого она третировала прежде.
— Закусь вам с собой давай? — спросила она.
Но армия безмолвно двинулась дальше.
Император увидел, как к ручью подъехал фургон, откуда вылез человек в ярко-желтой мотоциклетной коже. Он сунул руку обратно в фургон, вытащил что-то похожее на плечевую кобуру, в которую запихнули кувалду, и влез в эту упряжь. Если бы контекст не был столь причудлив, Император мог бы поклясться, что человек — его друг Чарли Ашер из лавки старья на Северном пляже. Но Чарли? Здесь? С пистолетом? Нет.
Лазарь, на зрение в целях распознавания не полагавшийся, приветственно гавкнул.
Человек обернулся и помахал. Это и впрямь был Чарли Ашер. Он спустился по другому откосу к ручью.
— Ваше Величество, — произнес он.
— Ты, похоже, сам не свой, Чарли. Что-то стряслось?
— Нет-нет, у меня все хорошо, просто сюда меня привела немая рысь в феске, а это несколько обескураживает.
— Ну, такое я могу понять, — ответил Император.
— Приятный у тебя ансамбль — кожа и пистолет. Не обычное портновское великолепие.
— Ну да. У меня тут отчасти миссия. Сейчас я залезу в трубу, отыщу дорогу в Преисподнюю и выйду на битву с Силами Тьмы.
— Вот и молодец. Так держать. Силы Тьмы в моем городе за последнее время что-то оживились.
— Вы, значит, заметили?
Император поник главой:
— Да, боюсь, мы потеряли в схватке с мерзавцами одного из наших бойцов.
— Фуфела?
— Он скрылся в ливнесток много дней тому и до сих пор не вышел.
— Мне жаль это слышать, сир.
— Ты не поищешь его, Чарли? Прошу тебя. Вытащи его оттуда.
— Ваше Величество, я не уверен, что сам возвращусь, но обещаю вам — если найду Фуфела, постараюсь вернуть вам. А теперь, если вы меня извините, я открою фургон, и не хотелось бы, чтобы вас встревожило увиденное, однако мне нужно попасть в сию трубу, доколе свет в решетках не погас. То, что сейчас выйдет из фургона, — это друзья.
— Выполняйте, — сказал Император.
Чарли откатил дверцу, и беличий народец повыпрыгивал и кубарем покатился по откосу к трубе. Чарли еще раз залез в фургон, вытащил трость со шпагой и фонарик и задом толкнул дверцу. Лазарь заскулил и посмотрел на Императора — мол, умеющий вести речи пускай срочно что-нибудь речет.
— Стало быть, удачи тебе, доблестный Чарли, — произнес Император.
— Ступайте на подвиг, и пусть все мы будем в ваших сердцах, а вы — в наших.
— Присмотрите за фургоном?
— Пока Золотые Ворота не рассыплются в прах, друг мой, — ответил Император.
И вот так Чарли Ашер, служа свету, жизни и всем разумным существам, в надежде спасти душу той, кто была единственной его любовью, повел армию четырнадцатидюймовых комков животных запчастей, вооруженную чем попало — от вязальных спиц до вилколожки, — в канализацию города Сан-Франциско.
Они брели много часов — иногда трубы так сужались, что Чарли приходилось ползти на четвереньках, а иногда выводили на перекрестки, просторные, как бетонные комнаты. Он помогал беличьему народцу карабкаться к тем трубам, что повыше. В легкой строительной каске, выкопанной на складе, имелся фонарик, что оказывалось полезно в узких проходах, где ручным фонариком не нацелиться. Кроме того, Чарли бился обо что-нибудь раз десять в час, и, хотя каска защищала его от травм, у него жутко разболелась голова. Желтые латы его — на самом деле никакая не кожа, скорее толстый нейлон с лексановыми прокладками на коленях, локтях, щиколотках и предплечьях — предохраняли от царапин и тычков в стены, но все вымокли и терли под коленками. На открытой развилке с решеткой наверху Чарли вскарабкался по лестнице посмотреть, где они, однако сверху уже стемнело, а решетка пришлась под запаркованную машину.
Какая ирония — едва он наконец собрал мужество и кинулся в брешь, как заблудился в этой бреши и застрял. Человеческая осечка.
— Блин, да где это мы? — спросил он.
— Ни малейшего, — ответил бобер.
На маленького мясоеда тревожно было смотреть, когда он говорил, потому что лица у него не было, только череп, и разговаривал он без звука «б». Кроме того, вместо алебарды, которая полагалась ему для достоверности, бобер вооружился вилколожкой.