Святая и греховная машина любви - читать онлайн книгу. Автор: Айрис Мердок cтр.№ 67

На дороге было уже почти темно; затянутое облаками, еще бледноватое небо начало понемногу синеть. Зажигались фонари, вокруг них вспыхивали ажурные шары из листвы — зеленые и красные. В ленивых больших кирпичных домах за деревьями тоже включали свет, яркие светящиеся квадраты от незашторенных окон падали на аккуратные гравиевые дорожки и на каскады вьющихся роз. Эмили не оглядывалась. Блейз сначала плелся сзади, потом догнал ее и, не касаясь, пошел рядом. Он прикрывал глаз носовым платком. Оба молчали. Но теперь внутри у Эмили начало подниматься ощущение чистейшего блаженства; оно шло от разогретого булыжника мостовой, просачивалось сквозь тонкие подошвы босоножек, пронизывало дрожащие колени… Блаженство заполнило ее всю, в жилах вместо крови пульсировал золотистый обжигающий божественный напиток с пузырьками, которые поднимались к самой макушке и лопались там, превращаясь в танцующие язычки пламени, образуя огненный ореол, как у святых в Троицын день. Она шла по темнеющей дороге, по-прежнему глядя прямо перед собой, объятая пламенем, но страшно холодная, страшно сильная, страшно легкая.

Когда они добрались до маленькой пригородной станции, Блейз направился к кассе и купил два билета до Лондона. Молча ждали поезда, молча вошли в вагон. В вагоне сели друг к другу лицом и смотрели глаза в глаза без улыбки и без слов, как восемнадцатилетние любовники, которые впервые достигли полного единения, волшебного и безупречного, и, обнаружив, что теперь они могут разговаривать без слов, молчат от нестерпимого восторга. Только Блейз и Эмили были не восемнадцатилетние любовники, а взрослые люди, мучившие друг друга много лет, и это делало их молчание еще прекраснее.

Блейз уже перестал ощупывать свой глаз, на который, кстати сказать, пришлась вся сила удара сумочкой и который после этого окончательно заплыл, вздулся и полиловел. Второй, здоровый глаз Блейза неотрывно смотрел на Эмили, рот был плотно сжат — странно, но это трогало ее больше, чем любая самая нежная улыбка. Сошли в Паддингтоне, так же молча, не сговариваясь, направились к скамейке возле газетного киоска, сели. Время, вероятно, близилось к полуночи. Под величественными чугунными арками, воздвигнутыми некогда Исамбардом Брунелом, [19] было пустынно. Кое-где по платформе разгуливали бессонные вокзальные голуби, без особой надежды поклевывая мятые конфетные обертки. Неподалеку дремал бродяга, с головой заползший внутрь своего обтрепанного пальто; над воротником торчало лишь несколько нечесаных прядей. В огромном ярко освещенном вокзале царили ночь и пустота. Эмили вытянула ноги и начала через прореху на коленке сцарапывать запекшуюся кровь. От счастья и определенности у нее кружилась голова. Она готова была сидеть так рядом с Блейзом, не глядя на него, не прикасаясь к нему и не говоря ни слова, хоть до утра, хоть еще много дней и недель подряд. Блейз наконец заговорил.

— Мы с тобой как двое горемычных малюток в лесу из той баллады, да?

— Да, и сейчас, наверное, голуби понатащат конфетных оберток и укроют нас, чтобы мы не замерзли, — сказала Эмили. Ей хотелось смеяться и смеяться, не переставая, но голос ее лишь едва заметно дрогнул. Любовь вцепилась в нее мертвой хваткой, она трясла ее, как терьер пойманную крысу. Мощный электрический поток хлынул, как раньше, между нею и Блейзом, переполняя ее сознанием неизбежности и правоты.

— Ничего не поделаешь, — сказал Блейз. — Так уж у нас с тобой получилось.

— Надеюсь, ты понимаешь, что у нас с собой получилось, — все еще не глядя на него, сказала Эмили.

— Да.

— Ты понимаешь, что тебе придется выбирать. — Да.

— И ты уже выбрал. — Да.

Она наконец повернулась лицом к Блейзу, но все еще не дотрагивалась до него.

— Понимаешь, Эдгар совершенно прав, — Блейз заговорил отстраненно-аналитическим тоном, отчего Эмили вдруг охватило страстное желание. — Это только с виду все выглядело правильно и благородно, а на самом деле все насквозь пронизано ложью — долго так не могло продолжаться. И не обязательно было бить меня сумкой в глаз, чтобы я это понял. Хотя ударила и ударила, я даже рад. Но я понял еще там, в гостиной. Думаю, мне просто нужен был маленький разговор на повышенных тонах. И тогда я увидел.

— Ну, значит, мы вместе это увидели, — сказала Эмили. — Я увидела, что я должна была заставить тебя сделать выбор. А что ты увидел, если мне позволено будет спросить? Для полной, так сказать, ясности.

— Я увидел то, что знал всегда, — сказал Блейз. — Ты — моя правда. Ты моя правда, ты моя жизнь. Только около тебя я могу быть собой. Мне надо было довериться своей любви с самого начала, но я все мялся и тянул — сначала из трусости, а потом уже довериться любви оказалось не так-то просто, и я начал убеждать себя, что все изменилось. Ничего не изменилось, да это и невозможно — я мог бы сразу догадаться, это же моя профессия. Но, пока я не открылся Харриет, я будто был в каком-то оцепенении, ни черта не соображал.

— А теперь ты свободен.

— Да, теперь я свободен.

— И ты мой. Совсем мой. Навсегда. Навеки. Это твой выбор.

— Да, это мой выбор.

— Если когда-нибудь ты откажешься от этих своих слов, — сказала Эмили, — я убью тебя. Без ссор, без слов. Просто убью.

— О моя царица… — пробормотал он.

Несколько минут спустя они обнявшись сидели в такси, на заднем сиденье. Такси направлялось в Патни.

* * *

Проснувшись, Монти невольно сжался от страха. В первую минуту он не мог сообразить, где он находится и почему. Он лежал на полу в гостиной, укрытый одеялом, под головой подушка. Освещение было очень странное: в комнату смотрела полная луна, которая только что взошла над садом и теперь медленно, торжественно плыла по глянцевому темно-синему небу. Наверное, это его и разбудило. Да, но почему он спит на полу? С трудом поднявшись, он зажег свет — и только тогда все вспомнил. Худхаус, Эдгар, Дейвид. В комнате никого не было. Интересно, кто подложил ему под голову подушку, кто укрыл одеялом? И что подумал Дейвид, когда, проснувшись среди ночи, обнаружил, что рядом, обняв его за шею и уложив голову ему на плечо, спит Монти? Монти взглянул на часы: уже три.

Он направился на кухню, не совсем понимая зачем. Может, он голоден? Нет, как будто не голоден. Хочет чего-нибудь выпить? Тоже нет. Болит голова, сообразил наконец он; проглотил две таблетки аспирина и выпил целый стакан воды. Со стороны Худхауса послышался собачий лай. Монти вышел через кухню во двор, немного постоял на лужайке, сверкающей капельками росы, — в лунном свете она смахивала на иней. В Худхаусе, должно быть, все уже спят, подумал он. Ночью собаки часто лают без причины, просто так. Монти побрел в сторону фруктового сада, оставляя темный след в морозно-голубоватой росе. С обеих сторон от садовой тропинки стояла высокая трава с бледными дрожащими колосками, впереди между деревьями был виден свет. Это в Худхаусе на первом этаже, понял Монти, — на кухне и, кажется, в гостиной. Дойдя до зарослей наперстянки, он полез на забор.