Время ангелов - читать онлайн книгу. Автор: Айрис Мердок cтр.№ 3

— Я бы сформулировал иначе, — сказал Маркус. — Это отчасти и моя вина. Мне следовало с самого начала расставить все точки над «i».

— Вы боитесь Карла, вот в чем беда.

Боялся ли он? Родители Маркуса умерли, когда он был еще школьником. И Карл, став в шестнадцать лет главой семьи, странным образом напоминал ему отца. Джулиан, младший и всегда несколько отчужденный, был для старших братьев предметом заботы. Но Карл был источником силы.

— Мы были очень счастливы в детстве, — невнятно выговорил Маркус. Рот у него был наполнен лепешками и джемом.

— Похоже, между вами пробежала черная кошка.

— Нет, просто мы повзрослели. И потом, была девушка. И вообще… разное было.

— Так что же натворила эта девушка?

— О, множество хлопот. Это была страстная натура, влюбленная во всех троих, а мы все были влюблены в нее. Я спасся бегством в Америку. Карл и Джулиан тогда уже были женаты.

— Нелепость какая-то.

— Да. Она и была нелепой, но ужасно милой. Я вспоминаю о ней с улыбкой. Странно, я забыл ее внешность. Она была членом коммунистической партии. Это все было невообразимо давно.

Маркус утаил от Норы, насколько глубоко обеспокоил его неожиданный приезд Карла. Церковный приход в Мидленде казался таким далеким. Доходили слухи о странных выходках пастора. Маркус нанес туда два кратких визита и, очевидно, его встретили холодно. Минуло несколько лет с тех пор, как он последний раз видел брата и Элизабет.

— Сколько лет теперь Мюриэль? — спросила Нора, подливая чай. — Позвольте, ей должно быть двадцать четыре?

— Полагаю, что так.

Мюриэль была дочерью Карла, единственным его ребенком.

— А сколько Элизабет?

— Девятнадцать.

Девятнадцать! Он знал это. Он много думал об Элизабет. Он ясно помнил ее загадочным ребенком лет двенадцати или около того. У нее было продолговатое, бледное, задумчивое лицо и светлые, почти белые, струящиеся по плечам волосы. В ней чувствовалась упрямая взрослость ребенка, сознательно выбравшего для себя одиночество, выбравшего сиротство. Конечно, она была немного диковата, с мальчишескими ухватками. Но ведь ни она, ни Мюриэль не наслаждались долго материнской заботой. Две миссис Фишер, Шейла и Клара, родили по ребенку и вскоре умерли. Их образы, теперь как бы слившиеся воедино, парили на заднем плане, печальные и бледные призраки, все еще связанные для холостяка Маркуса с божественным и таинственным предназначением — жёны братьев.

— Элизабет теперь, наверное, очень красива, — сказал Маркус, расправляясь с кусочком торта. Пусть из малодушия он никогда не претендовал на свои опекунские права, но все еще чувствовал странное волнение, охватившее его после смерти Джулиана: он вдруг стал как бы отцом хорошенького и умного ребенка. Карл вскоре похитил маленькую женщину, но она заняла место в самых потаенных мечтаниях Маркуса. Когда она была ребенком, он постоянно писал ей письма и привык связывать с ней некое смутное, теплое предчувствие будущего. Элизабет была как бы оставлена им на потом, она была кем-то, чей час еще только должен наступить. Теперь он вновь ощутил этот старинный трепет невинного обладания, смешанный с еще более древним чувством — страха перед старшим братом.

— Болезнь могла испортить ее внешность, — заметила Нора. — Там какой-то наследственный дефект. Я не удивлюсь, если она умрет молодой, как и ее отец.

Нора, чье стремление к добру оборачивалось иногда суждениями ужасающе бездушными, никогда не любила Элизабет. «Хитрая маленькая русалка», — так она называла ее.

— Но как бы там ни было, вам следует все же больше интересоваться ее здоровьем.

Приблизительно четыре года назад у Элизабет развилась болезнь позвоночника, обычно именуемая «смещение диска». Болезнь не поддавалась лечению. Теперь Элизабет носила хирургический корсет и должна была, как требовали врачи, «избегать волнений».

— Вы совершенно правы, — сказал Маркус. Он начинал чувствовать особую боль, рождаемую потребностью видеть Элизабет и усиливающуюся с приближением этой встречи. Она дремала в нем все это время и теперь — проснулась. С чувством невольной вины, приводившим его в изумление, он созерцал собственное столь долгое отступничество.

— Затем вопрос о ее образовании, — продолжала Нора. — Что вам известно об этом?

— Я знаю, что Карл учил ее латыни и греческому одновременно.

— Я всегда была противницей домашнего образования. Оно слишком сентиментально. Учить должны профессионалы. Кроме того, школьная жизнь пошла бы девочке на пользу. Мне говорили, что она почти все свое время проводит в комнате. Это очень вредно. При заболеваниях такого рода люди должны делать над собой усилие и сами себя обслуживать. Отсутствие движения — хуже быть не может.

Нора, отставная учительница, верила в универсальную силу самостоятельности.

— Да, она, должно быть, очень одинока, — сказал Маркус. — Хорошо, что с ней рядом Мюриэль.

— И это тоже не очень хорошо. Эти девушки слишком много времени проводят вместе. Cousinase dansereux voisinase [6] .

— Решительно не понимаю, что вы имеете в виду.

— Я имею в виду, что это — нездоровое общение. Им надо больше видеться с молодыми людьми.

— Я не ослышался? Вы прописываете в качестве лекарства молодых людей, моя дорогая Нора? В самом деле, у меня всегда складывалось впечатление, что им не слишком хорошо вместе.

— Элизабет испорчена. Боюсь, что и Мюриэль изменилась к худшему. Ей бы следовало поступить в университет и найти себе подходящую работу.

— В этом Карл не виноват, — сказал Маркус. Он недолюбливал старшую племянницу. В ней была какая-то язвительность, которая его настораживала. Он подозревал, что она насмехается над ним. Зато Мюриэль была любимицей Норы и даже какое-то время, благодаря стараниям Маркуса, училась в школе, где та преподавала. Будучи чрезвычайно способной ученицей, она все же не захотела поступать в университет, что не составило бы ей труда, и занялась, к возмущению Норы, машинописью. Маркус считал, что Нора немного переоценивает способности Мюриэль. Может, она слишком горячо любит Мюриэль?

Маркус, сам занимавший должность директора маленькой частной школы в Хертфордшире, познакомился с Норой в ходе своих служебных дел. Он ей симпатизировал, восхищался ею. И только недавно начал с тревогой осознавать, что с ней все не так просто. Женщина кипучей энергии, Нора из-за своего здоровья вынуждена была уйти на пенсию. Она поселилась в доме, довольно ветхом, XVIII века, в восточном Лондоне. Конечно, она сразу же отыскала себе много занятий, слишком много, по мнению ее врача. Она работала безвозмездно в местном совете, состояла членом рабочих комитетов, домовых комитетов, образовательных комитетов, опекала стариков, заключенных, малолетних правонарушителей. Но казалось, ей все еще мало, и она не вполне удовлетворена. Энергия, которую прежде поглощала школа, теперь оказалась невостребованной. Раньше, отмечал Маркус, в ней не было этой сентиментальности, плохо сочетающейся с ее прежним обликом энергичного трезвомыслящего педагога; в ней появилось что-то неуклюжее, что-то трогательное, даже жалкое. Она стала с большей пылкостью заботиться о своих бывших учениках и с еще большей пылкостью — он заметил это с чувством некоторого беспокойства — о нем. А совсем недавно она сделала пугающее и неловкое предложение — чтобы он переехал в пустующую квартиру в верхнем этаже ее дома. Маркус ответил уклончиво.