— Ты опять увлеклась вопросами ewige Wiederkehr?
[37]
— Не так уж они интересны.
— Значит, с романтикой покончено, на борту живет молодость, а за штурвалом стоит наслаждение
[38]
, туда не допущен даже старый маг Заратустра?
— О, не будем говорить о нем. Так ты обдумываешь какое-то важное дело?
— Нет, хотя хотелось бы, конечно. Нас окружали такой большой любовью, что я никак не могу придать жизни иного смысла. Но мне приходится задумываться о поиске новых целей.
— Верно, нас окружали любовью. Ты согласен, что тебя тоже любили…
— Алеф, не надо отлучать меня от этого зачарованного круга.
— Ты понятия не имеешь, как сильна может быть зачарованность.
— Как ты любишь иногда помучить меня. Ладно, от меня сбежали и отец, и мать. Меня бросили в диком и темном лесу. Но меня же нашли…
— Луиза с Алеф, Сефтон и Мой. Так не может продолжаться вечно, дивный сон должен закончиться.
— Ладно, я понимаю, что никогда уже не буду счастлив, как раньше. Но есть некий образец, которому хочется следовать, то есть подхватить славное знамя, конечно, в переносном смысле. Не добивай меня неоправданным нигилизмом, я и так сейчас пытаюсь собрать всю свою смелость, чтобы выжить.
— Ты боишься из-за сломанной ноги, но она же срастется.
— Нет, она просто символ, напоминание о том… что я могу выздороветь, а могу и остаться навсегда хромым… а тогда будущее представляется мне очень четко… весь его ужас…
— Мы изнеженные детки, — возразила Алеф, — Нам ничегошеньки не известно о подлинном ужасе. Для нас он всего лишь призрак, возбуждающий интерес.
— Ты решила доконать меня сегодня? Очень обидно.
— Ох, глупый! Просто проявляется моя древняя и пресыщенная душа! Однако ночь уж близится, не медли лучше здесь…
[39]
— Я чувствую себя чертовски глупым, зависимым и раздавленным.
— Это просто болезнь молодости. Держись, Харви, малыш!
— Во Флоренции я мог бы обрести свободу. А теперь уже она мне не светит. Я сам нарвался на неприятности и несу заслуженную кару. Я люблю тебя, милая Алеф.
— И я люблю тебя.
— Понятно, почти как в церкви: возлюбленный сын мой. Я люблю тебя, но не заслуживаю твоей любви, на самом деле ты остаешься для меня загадкой, я не могу понять тебя, и мне необходимо пройти через трудные испытания, прежде чем я буду достоин…
— Ты уже прошел испытание, ты же сломал ногу.
— Это лишь дурацкий случай.
— Ты полагаешь, что не боги послали его? Фестон говорит, что ты похож на страждущего Филоктета
[40]
.
— Да уж, пренеприятнейшее сравнение. Не дразни меня. Это жалкая зависимость, а не испытание.
— Что же тогда можно считать испытанием?
— Не знаю, но я чувствую, оно где-то совсем рядом, если только мне хватит смелости понять его.
— Возможно, как раз мне необходимо пройти испытание.
— Да, подобно девушке, прикованной к скале.
— Нет, не подобно девушке, прикованной к скале.
— О, извини, ты уподобишься той, что на лошади с мечом…
— Ты всегда изображал из себя юного Лохинвара
[41]
.
— Только он успел вовремя…
— Милый Харви, вероятно, нам придется любить друг друга и искать себя, подвергаясь риску заблудиться в лабиринте жизни!
— Ты все шутишь, так и стараешься вырвать почву у меня из-под ног! Не важно, может, в другой раз мне повезет больше!
Как Клемент? Ты видела его после возвращения Лукаса? Наверное, он успел повидаться с братом.
— Не знаю, наверное, они встретились. Клемент был у нас, когда Беллами прикатил с этой новостью.
— Я знаю, Беллами рассказал мне. Действительно, Клемент ведь часто приходит сюда, поэтому Беллами и подумал, что найдет его…
— К несчастью, Анакс услышал голос Беллами и начал ужасно выть. Мой сильно огорчилась.
— Я тоже огорчен. Мне надо заехать к Лукасу.
— Правда? И зачем же?
— Просто надо, появилось такое навязчивое желание.
— Будь поосторожнее. А чем вызвана эта навязчивость?
— Мне просто нужно пообщаться с ним по-дружески минут десять, чтобы я смог выкинуть его из головы. Иначе он будет вечно преследовать меня.
— Он преследует людей?
— Раньше он приходил к вам на чай и давал Сефтон консультации! Держу пари, что ей изрядно досталось.
— Должно быть, имелось некоторое напряжение, но она говорит, что многому научилась.
— Учеба — это по ее части. Твоя сестра — послушная ученица. Хотелось бы мне тоже не ударить в грязь лицом. Ты тоже трудишься, как пчелка, хотя ломаешь комедию.
— Какую комедию?
— «О, как пресыщена жизнью моя душа, она старше камней, по которым ступают мои сандалии», и так далее. Так бывает с красотками. Tu ris de te voir
[42]
. А мне повезло, что я знаю тебя. Ты еще не пробудилась, так же как и я. Алеф, я идиот, прости меня!
— Милый Харви!
Она нагнулась и взяла его за руку. Костыли упали на пол.
В этот момент из Птичника донеслись звуки пианино. Они прислушались.
— Это Сефтон, — сказала Алеф. — Давай спустимся вниз, Харви, мне хочется спеть что-нибудь.
Возлюбленный сын мой!
Спешу ответить на твое письмо, чтобы заострить внимание на важности некоторых вопросов. Позволь мне повторить, как неразумно одиночество, на которое ты, по-видимому, обрек себя. Длительные периоды добровольного уединения разумны только в обстоятельствах надлежащего духовного наказания или самодисциплины. В иных случаях оно может способствовать порочному погружению в мир собственных фантазий. В очередной раз советую тебе бросить затворничество и начать служить ближним своим. Ты уже обрел опыт такого служения и способен применить его, дабы найти нуждающихся в твоей помощи. Я также настоятельно не советовал бы тебе продолжать столь упорные изыскания в области чинов и степеней архангелов! Поклонение ангелам ведет к идолопоклонству, от которого мы предостерегаем. Я связываю это замечание с твоим высказанным ранее желанием узреть откровение или знак свыше. Тебе должно хватить смирения, чтобы жить без таких излишеств. Позволь мне также попросить тебя в дальнейшем не приписывать Нашему Господу воинственный образ. Это своего рода «драматизация» того, что свято для нас, а в твоем случае — своеобразная форма эгоизма. Обрати взоры своей души на бедность, смирение, служение и любовь Христа. Цитируя послание о Галатах (3:20), Браунинг, как полагают, размышлял о значении этого послания с точки зрения догмата Троицы. Со временем будет полезно обсудить это подробнее. Мейстера Экхарта не отлучали от церкви, он также, хотя и безрезультатно, стремился к ереси, но никогда при жизни открыто не объявлялся еретиком. Некоторые из положений его учения признали еретическими в 1329 году, вскоре после его смерти. Эти обвинения сняли в 1980 году. Прошу прощения за короткое письмо. Проводи дни свои в трудах и молитвах, постоянных молитвах, будь искренним в стремлениях и поразмысли со всей серьезностью, в чем состоит твое призвание.