Насколько я знаю, рядом с «Дворцом спорта» есть плавательный бассейн; после урока мореплавания я покидаю остальных и иду в свою комнату; покопавшись в чемоданчике, нахожу синие штанишки — они выглядят как шорты, — и свой лифчик от бикини, который натягиваю под одеждой. Прихватив полотенце из ванной, я медленно бреду по территории комплекса, предвкушая, как холодная вода прикоснется к моему телу. Внезапно я снова слышу гомон «Детской лаборатории», но он звучит все глуше и глуше, пока я приближаюсь к «Дворцу спорта». Когда я подхожу, голоса смолкают. Нигде не видно ни одного ребенка.
Вид у маленького бассейна совершенно заброшенный; вода блестит как зеркало. Вопреки моим опасениям, в ней нет ни листьев, ни дохлых крыс; наоборот, она удивительно чистая и свежая. Рядом с бассейном я вижу кабинки для переодевания, похожие на беседки, и в одной из них обнаруживаю картонную коробку, битком набитую небольшими пластиковыми пакетами с купальными костюмами и полотенцами. Костюмы белые, поперек груди написано «Попс». Я решаю ими не пользоваться. Раздевшись, бросаю полотенце на краю бассейна и ныряю с места. Вот так-то лучше. Сначала вода обжигает, как лед, но тело постепенно привыкает к температуре. Я проплываю два раза всю длину бассейна; самочувствие снова почти нормальное. Одно плохо — волосы намокли; впрочем, в обозримом будущем я могу просто заплетать их в косички, так что без разницы, в каком они состоянии. Две косички, чуть-чуть вазелина — и дело в шляпе. Вообще-то вряд ли так уж хорошо смазывать волосы вазелином, но я отказываюсь платить за то дерьмо, что продается в аптеках, — дерьмо в нарядных упаковках, на которых изображены девицы с «сексуальными» прическами. Все это просто жир, как бы он там ни назывался. Плохо уже то, что я покупаю шампунь-антистатик и кондиционер.
Я сижу на краю бассейна, болтая ногами в воде, и вдруг вижу, что ко мне кто-то идет. «Бен!» — на секунду вспыхивает в голове. Но это не он. Это Жорж. Что он тут делает?
— Алиса, — говорит он, подойдя.
— Жорж, — отвечаю я.
На нем шорты до колен, полотняная рубашка и дорогие на вид спортивные сандалии. Он их сбрасывает, садится рядом со мной и тоже болтает в воде ногами.
— Боже, холодновато, — замечает он.
— Просто нужно привыкнуть, — откликаюсь я. — Как жизнь?
— У меня-то? Сплошные дела, непрерывный стресс… все как у всех.
Я смеюсь:
— Я творческий работник. У меня не бывает стрессов.
Он тоже смеется:
— Ладно… но я хотел спросить…
— Что?
— Как вам все это нравится? В смысле, проект?
— Даже не знаю, — честно отвечаю я. — Спросите через недельку.
— До меня дошли слухи, что из занятий по нестандартному мышлению толком ничего не вышло.
— Да нет, все в порядке, — говорю я. Потом нахмуриваюсь. — Это что, опрос фокус-группы?
— Что? О нет. Простите. Я вообще-то вас искал, потому что…
— Потому что?
Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него, пытаясь погасить то, что мерцает в глубине моих глаз, прежде чем он это увидит. Жорж всегда волновал меня, и всегда будет волновать. Я замечаю, какими тощими его смуглые ноги кажутся в шортах, и внезапно представляю, как он выглядел, когда был ребенком. Но этот мужчина — корпоративное лицо всех творческих работников «Попс». Он наш босс. Он недосягаем почти как луна. Когда он поворачивает голову, чтобы меня поцеловать, я разрешаю себе захотеть его ровно на пять секунд; я отсчитываю их про себя — его губы касаются моих, его пальцы легко ложатся на мою руку, — но потом отстраняюсь и встаю.
— В параллельной вселенной, — говорю я, прежде чем уйти. А потом, почти шепотом, так что он, наверное, не слышит, добавляю: — В мечтах.
После уличной жары в комнате у меня прохладно, почти как перед штормом. Каким-то образом я умудряюсь проникнуть внутрь, плюхаюсь на постель и только после этого замечаю, что кто-то запихал под дверь два конверта. Еще несколько секунд я лежу, ощущая спиной приятный холодок пухового одеяла, incommunicado,
[52]
словно застыв во времени. Потом встаю и подбираю конверты.
На одном написано мое имя. На другом — ничего. Открываю первый. Письмо от Жоржа. «Иду вас искать, чтобы дать вам вот это, — читаю я. — Если я вас не найду (или если я все испорчу) — все равно, это вам». В конверте лежит визитная карточка, пустая, если не считать имени Жоржа и номера его сотового. Я держу в руке тонкий прямоугольник; яркие кадры иной жизни прокручиваются у меня в голове. Я не знаю, чем эта жизнь заканчивается; не знаю даже, как бы она могла начаться.
Во втором конверте именно то, что я опасалась найти. Очередной узкий поздравительный бланк, на сей раз со следующим текстом: ВЙБИПАВЭШРП? Я сажусь за конторку, быстро черчу «квадрат Вигенера» и начинаю расшифровывать по строкам, которые соответствуют буквам «ПОПС». Несмотря на прохладу, мне вдруг становится отчаянно жарко. Буква за буквой послание проявляется на странице, и до меня доходит, что я надеюсь: законченный текст сообщит мне что-то о личности отправителя и о том, чего он — или она — хочет. Но записка оказывается даже страннее, чем предыдущая: «тысчастлива?» Ты счастлива? Ну и ну. Как это понимать? Зачем мне это прислали? Теперь я знаю: это определенно любительская работа. Вопросительный знак выдал заговорщиков с головой. В криптографии никто не ставит знаки препинания, они совершенно лишние. Вместо того чтобы размышлять над содержанием записки, я переключаю внимание на другие факторы: способ отправки, чернила и так далее. «Попсовский» поздравительный бланк — бумаженция ничем не примечательная; видимо, потому ее и использовали. На работе у нас таких бланков хоть завались. Но мы не на работе. Может, кто-то привез их с собой сюда, в Девон, специально, чтобы писать мне эти послания? Сколько здесь нахожусь, не видела никаких поздравительных бланков; с другой стороны, я же не знала, к примеру, что для нас приготовят купальные костюмы и наймут поваров. Снова изучаю бланк. Чем-то он отличается от тех, которые мы обычно используем (не то чтобы я их так уж часто видела). Ну конечно. Адрес. Здесь указан местный, а не штаб-квартиры в Лондоне. Это что-нибудь значит?
Тот, кто это отправил, сделал это сегодня — принес сам или нанял посыльного. Вывод вполне очевиден: это кто-то из участников проекта, а может, Мак или Жорж. Оба раза, когда я получала эти записки, Жорж был в «Цитадели Попс», но зачем ему париться и посылать мне одну записку шифром, а другую — клером?
[53]
Телефонный номер, который он мне дал, инкриминирует его гораздо больше, чем клочок бумаги с невинным вопросом, счастлива ли я. Маловероятно, что это Жорж.
Я скручиваю сигарету и, прикурив, уничтожаю в пламени зажигалки «квадрат Вигенера» и расшифрованную записку. Я уже знаю, что в ней говорится; ни к чему оставлять улики. Хочу ли я, чтобы мой корреспондент догадался, с какой легкостью я разгадываю его послания? Пока не решила. На самом деле я даже не знаю, надо ли, чтобы он понял, что я вообще проявляю к ним интерес. Однако важнее другое: я совершенно не хочу, чтобы кто-нибудь нашел расшифровку. Это скомпрометировало бы не только само послание, но и ключ. Каким бы пустым или нелепым послание ни казалось, ключ выдавать нельзя ни при каких условиях.