— Вряд ли у нее хватит сил доплыть до берега, — махнул рукой Бальдасаре. — Ладно, эта дурнушка не такая уж большая потеря, браслет больше жалко, чем ее. Ты, главное, удержи этих двух красоток — уж они-то дорогой товар. Особенно золотоволосая. Слышишь, Аврелия, ты не захотела принести мне удовольствие в постели, так теперь принесешь хорошую прибыль. Может, окажешься во дворце султана или эмира.
Еще никогда в жизни Аврелия так не жалела, что не умеет плавать. Она с завистью посмотрела вслед удаляющейся Раисе, голова которой мелькала между волнами, и вдруг, в порыве отчаяния, решила, что лучше оказаться на морском дне, чем в рабстве.
— Прости, Кириена! — крикнула она подруге, которую крепко удерживал за руку генуэзец, и, перекрестившись, наклонилась к борту лодки.
— Куда?! — крикнул Гварко, схватив ее за плечо своими цепкими пальцами. — Эй, Угуччоне, ты же сказал, что эта девка не умеет плавать!
— Не умеет, но, видно, решила утопиться, — пробурчал его сообщник и, бросив руль, кинулся к Гварко, помогая удерживать пленниц. — Черт бы побрал этих набожных красоток! Предпочитают стать кормом для рыб, чем нежиться в роскошном гареме.
— Угуччоне? Тебя зовут Угуччоне, а не Бальдасаре? — Аврелия с ненавистью посмотрела на своего бывшего поклонника. — Недаром мои родители и я с самого начала почувствовали твою фальшь. Бедная, глупая Раиса, только она могла тебе поверить!
— Но и вы с Кириеной сегодня мне поверили, когда сели в лодку, — ухмыльнулся Угуччоне, заламывая девушке руки.
— Будь проклята та минута, когда мы вам поверили! — воскликнула Кириена, тщетно пытаясь вывернуться из медвежьих объятий Гварко.
Одновременно с ней и Аврелия предприняла попытку освободиться, изо всей силы ударив Угуччоне каблуком по ступне, а зубами вцепившись ему в руку. Генуэзец взвыл от боли и с яростью дернул девушку за волосы, а потом резким толчком повалил ее на дно лодки.
— Придется связать этих фурий, чтоб не брыкались, — сказал он злобно. — Давай веревку, Гварко!
Кириена, осознав, что выхода нет, стала просить похитителей повернуть лодку обратно, обещала, что родители ее и Аврелии заплатят за дочерей хороший выкуп.
— Поздно! — Угуччоне захохотал каким-то демоническим смехом. — Коршун уже увидел свою добычу и ни за что ее не выпустит! Да и не хочу я иметь дело с вашими родителями, слишком это рискованно! Куда надежней вас продать!
Пока генуэзцы связывали девушек, лодка, потеряв управление, кренилась то в одну, то в другую сторону. Аврелия мысленно просила Бога, чтобы злосчастное суденышко перевернулось и помогло ей утонуть. Рядом она услышала тихий голос Кириены, которая просила о том же:
— Господи, сделай так, чтоб эту лодку поглотила пучина!
Чувствуя свою невольную вину перед подругой, Аврелия обратилась к ней:
— Прости меня, Кириена, что я подбила тебя на эту прогулку! Ты пыталась меня предостеречь, напоминала о матушкином запрете, а я...
— Не только твоя вина, я тоже оказалась глупой, — откликнулась Кириена. — Давай молить Бога, чтоб он дал нам свободу или забрал на небеса!
— Тщетные мольбы! — засмеялся Угуччоне, услышав разговор девушек. — Лодку не поглотит пучина, и скоро вы будете на корабле. А уж корабль тем более не перевернется и доставит вас, как лакомство, к столу восточных владык.
Через минуту Аврелия уже лежала, связанная, на дне лодки и с ужасом наблюдала, как на фоне синего неба все крупнее, все ближе становятся, нависая, паруса турецкого корабля, которые напоминали ей сейчас серые крылья коршуна, прилетевшего за своей добычей, или грозную тучу, готовую обрушиться на несчастных пленниц стрелами молний.
Главная мысль девушки сейчас была о близких: о том, каким безысходным отчаянием закончится для матери светлый праздничный день и каким горьким будет возвращение отца и брата в Кафу.
Глава третья
Вера не знала, как отнестись к известию о том, что Баязид побежден Тимуром и осада Константинополя снята. С одной стороны, это радовало ее как христианку и давало ей надежду на скорое венчание с Родриго, но с другой... исчезновение внешнего препятствия только сильнее обнажило истину, которую девушка всеми силами старалась не замечать: Родриго сам не хочет связывать себя с нею неразрывными узами. Но что тому причиной? Любовное охлаждение? Или он с самого начала не считал Веру достойной называться сеньорой Алонсо де Кампореаль?
И, когда Родриго в очередной раз стал откладывать поездку в Константинополь, Вера прямо его спросила:
— Значит, я гожусь тебе только в любовницы, а не в жены? Почему же ты не сказал мне это два года назад, когда мы только сближались?
По красивому, породистому лицу Родриго скользнула тень, и он с усилием ответил:
— Видит Бог, когда я это говорил, то говорил искренне. Просто с тех пор корсарская жизнь нас так закрутила, что мне трудно представить себя степенным и оседлым семьянином.
— Вот как? Не значит ли это, что ты отказываешься от данного мне слова?
— Нет... разумеется, нет, — ответил он после паузы. — Я уже готовлю «Альбу» к плаванию в Константинополь. Мы отплываем... через три дня.
— Через три дня? Это точно?
— Слово дворянина!
Вера положила руки ему на плечи, и Родриго привлек ее к себе, погладил по растрепавшимся волосам, поцеловал в висок. «Все-таки я добилась своего!» — подумала она, чувствуя, как сердце сильнее застучало в ожидании давно желанной победы. Да, именно ее победой станет тот день, когда гордый идальго даст ей клятву любви и верности перед алтарем.
А сейчас они стояли на берегу моря, у маленькой бухты, над которой расположился дом-усадьба, названный Кастель Серено, и девушка верила, что все теперь навсегда, и Тихая Крепость в Таврике, как и роскошное жилище в Константинополе, будет их с Родриго семейным гнездом.
«Как жаль, что уехал Карло! — внезапно подумала она. — Уехал и не дождался этого часа, не узнал, что мы с Родриго, несмотря на все препятствия, все-таки обвенчаемся! Ну, ничего, я передам ему на Родос письмо. Пусть мой друг порадуется за меня!»
Вера хорошо помнила тот день, когда Карло объявил, что едет на Родос в числе других паломников, чтобы вступить в орден. Это было почти год назад, и попрощался он с Верой здесь, возле бухты, в которую вошел корабль Стефана, следовавший в Монкастро. Лишь только Вера услышала, что Карло отправляется в Монкастро, а оттуда — на Родос, как сразу же спросила:
— И Ринальдо едет вместе с тобой?
— Нет. Пока нет. — Карло посмотрел на девушку внимательным, словно изучающим, взглядом. — Возможно, он уедет туда после того, как выдаст тебя замуж за Родриго. Но я не дождусь вашего венчания.
Вере послышался в словах Карло какой-то скрытый намек, и она с легкой досадой ответила: