– Ну хорошо, – сказала наконец Абра, и хотя она все еще избегала встречаться с ним взглядом, в уголках ее рта обозначился намек на улыбку. – Тебя не обманешь. Да, я сделала глоток, просто чтобы попробовать. Думаю, она учуяла запах, когда я вернулась домой. И знаешь что? Мне совершенно не понравилось. Вкус просто отвратительный!
Дэн ничего не ответил. Если бы он сказал, что и ему первый глоток спиртного показался отвратительным, что и он тоже не придал ему никакого значения, она бы решила, что это обычная взрослая чушь. Морализаторство не поможет детям не взрослеть. И не научит их, как делать это правильно.
– Я в самом деле вовсе не хотела бить ее тарелки, – сказала она уже совсем тихо. – Это получилось случайно, я же говорила. Просто я пришла в такое бешенство!
– Это с тобой часто случается, – заметил он, вспомнив, как Абра стояла над умирающей Розой-в-Шляпе.
«Тебе больно? – спросила Абра существо, которое выглядело как обычная женщина (за исключением, конечно, того жуткого зуба). – Надеюсь, что больно. Очень больно».
– Ты собираешься читать мне нотации? – И презрительно добавила: – Потому что именно этого ей и хочется.
– У меня кончился запас нотаций, но я мог бы рассказать тебе историю, которую слышал от своей мамы. Она о твоем прадедушке о стороны Джека Торранса. Послушаешь?
Абра пожала плечами. Валяй рассказывай, и покончим с этим.
– Дон Торранс не работал в хосписе, как я, но был санитаром в больнице. Ближе к концу жизни он вынужден был ходить, опираясь на толстую трость, потому что попал в автомобильную аварию и повредил ногу. И однажды за ужином он избил тростью свою жену. Без всякого повода – просто пришел в бешенство. Он сломал ей нос и поранил голову. А когда она упала на пол, поднялся и принялся молотить ее почем зря. По словам мамы, которая слышала это от отца, он забил бы ее до смерти, если бы Бретт и Майк – они приходились мне дядями – не сумели оттащить его в сторону. Когда приехал врач, твой прадедушка стоял на коленях рядом с ней, достав свою аптечку, и пытался как-то помочь. Он заявил, что жена случайно упала с лестницы. И твоя прабабушка – Момо, которую ты никогда не встречала, – подтвердила его слова. И ее дети тоже.
– Почему? – выдохнула Абра.
– Потому что они его боялись. А гораздо позже – Дона уже не было в живых – твой дед сломал мне руку. Затем, в отеле «Оверлук», который стоял на том самом месте, где сейчас расположена «Крыша мира», твой дед чуть не забил до смерти мою маму. Только он использовал не трость, а тяжелый деревянный молоток, но суть от этого не изменилась.
– Я поняла.
– Прошли годы, и в одном баре в Сент-Питерсберге…
– Довольно! Я же сказала, что поняла! – Ее трясло.
– …я сам избил незнакомого мужчину бильярдным кием, потому что он посмеялся над моим промахом. После этого сын Джека и внук Дона провел тридцать дней в арестантской робе, убирая мусор с обочин Сорок первого шоссе.
Она отвернулась и заплакала.
– Что ж, спасибо, дядя Дэн. Спасибо, что испортил…
В его голове возникла картинка, моментально заслонившая вид на реку: обугленный и дымящийся праздничный торт. При других обстоятельствах это было бы смешно, но не сейчас.
Он мягко взял ее за плечи и развернул к себе.
– Тут нечего понимать. В этом нет смысла. Это не более чем семейная история. Твоя семейная история. И как сказал бессмертный Элвис Пресли, это твоя крошка, тебе ее и качать.
– Не понимаю.
– Ты можешь однажды начать писать стихи, как Кончетта. А можешь столкнуть кого-то еще в пропасть силой своего сознания.
– Я бы никогда этого не сделала… Но Роуз это заслужила! – Абра повернула к нему мокрое от слез лицо.
– Это бесспорно.
– Но тогда почему же мне это снится? Почему мне хочется все вернуть? Она бы убила нас, так почему мне хочется все вернуть?
– Что именно ты хотела бы вернуть? Убийство как таковое или полученное от него удовольствие?
Абра понурила голову. Дэну очень хотелось обнять ее, но он сдержался.
– Никаких нотаций, никаких моралей. Просто разговор родственных душ. И глупые советы взрослых людей. А ты уже стала совсем взрослой. Поэтому тебе так тяжело. Трудно приходится всем подросткам. Но ведь у них нет твоего дара. Твоего оружия.
– Так что же мне делать? Что я могу сделать? Иногда меня охватывает такая злость… И не только на нее, но и на учителей, на одноклассников, которые считают себя такими крутыми, что дальше некуда… на тех, кто смеется, если ты не блещешь в спорте или носишь неправильную одежду…
Дэн припомнил совет, который дал ему однажды Кейси.
– А ты сходи на свалку.
– Что? Как это? – Она уставилась на него.
Он отправил картинку: Абра при помощи своих экстраординарных способностей – которые, как ни трудно в это было поверить, еще не достигли пика – переворачивает старые холодильники, крушит телевизоры, расшвыривает стиральные машины. А над головой кружат перепуганные чайки.
Она поняла и захихикала.
– Неужели это поможет?
– Уж лучше свалка, чем буфет твоей матери.
Она наклонила голову и посмотрела на него веселыми глазами. Они снова стали друзьями.
– Но ее тарелки были таким убожеством.
– Так ты попробуешь?
– Непременно, – ответила она с таким видом, словно дождаться не могла, когда же попадет туда.
– И еще кое-что.
Она снова стала серьезной.
– Тебе необязательно становиться тряпкой.
– Приятно это слышать.
– Просто помни, как опасна ты бываешь в гневе. А потому…
У него зазвонил мобильный телефон.
– Тебе стоит ответить.
Он вскинул брови.
– Ты знаешь, кто это?
– Нет, но, кажется, звонок важный.
Дэн достал телефон и посмотрел на экран. «РИВИНГТОН».
– Это Клодетта Албертсон, Дэнни. Ты можешь приехать?
Он быстро перебрал в памяти гостей хосписа, значившихся сейчас на его доске.
– Аманда Рикер? Или Джефф Келлог?
Оказалось, речь шла о другом человеке.
– Если можешь приехать, то лучше поторопись, – сказала Клодетта. – Пока он еще в сознании. – И после некоторого колебания добавила: – Он спрашивал о тебе.
– Я приеду.
Хотя если все действительно так скверно, он не доживет до моего появления.
Дэн дал отбой.
– Мне нужно ехать, милая.
– Хотя это вовсе не твой друг. Хотя ты его не любишь.