— Я понимаю. Давай пока забудем о моей судьбе.
— Поговорим завтра, — тон его смягчился, — когда вернется Тирелл.
— Ты ведь не заставишь меня идти под венец, когда он приедет?
Рекс хмуро улыбнулся, но ничего не ответил, а в этот момент из парадных дверей высыпали слуги и под дождем побежали навстречу карете.
Она подозревала, что он так и собирается поступить, но не смогла продолжить разговор — дверца кареты уже открылась, а из дома показалась графиня и за ней Питер.
У Элеоноры взволнованно забилось сердце, она вышла из кареты с помощью слуги, увидела бледное лицо пытавшейся храбро улыбаться графини, потом взглянула на Питера. Он был серьезен и смотрел на нее без улыбки. Питер был настоящим джентльменом, он всегда относился к ней с уважением, любил ее и восхищался ею. Вдруг она вспомнила дни, которые провела с Шоном, полные переживаний, страсти и любви, их последнее бурное свидание. И, покраснев, отвела глаза в сторону.
Рекс взял сестру под руку и, опираясь на свой костыль, повел ее наверх. Не дойдя до конца лестницы, выпустил ее руку, и она побежала вперед, устремившись к графине, та вскрикнула и протянула к ней руки. Элеонора бросилась прямо в ее объятия, торопливо успокаивая:
— Все хорошо, не волнуйся, со мной ничего не случилось.
— А Шон? — Графиня подняла на нее голубые глаза, полные слез и страха.
— Его схватили, мама, — и когда графиня пошатнулась, с отчаянием крикнула: — Но он был жив и даже не ранен!
Но кажется, графиня ее уже не слышала, ее подхватил Питер, не давая упасть, поднял на руки и взглянул на Элеонору:
— Ты не ранена?
Она покачала головой, чувствуя свою вину перед ним.
Он быстро внес графиню в дом и положил на диван в холле. Элеонора упала на колени рядом и взяла холодную руку в свои.
— Мама!
Глаза графини открылись, замутненные слезами.
— Ты не ранена, дорогая?
— Я грязная и голодная, но ничего страшного не случилось. — Она солгала матери первый раз в жизни.
Графиня взглянула на нее испытующе, и было видно, что она не поверила.
— Я так боялась за тебя и за Шона. Куда его повезли?
— В Килрейвен-Хилл.
Графине не терпелось поскорее все узнать, но она сдерживалась.
— Дорогая, тебе надо отдохнуть. — Она села. — Я прикажу сделать тебе горячую ванну, потом в комнату принесут ужин. И сама буду ухаживать за тобой.
Элеонора поняла. Графиня хотела поговорить наедине.
— Я действительно без сил, — сказала она, встала и обернулась к Питеру.
Лицо у нее горело, руки дрожали.
Напряжение достигло предела, как далеко зашли его подозрения?
— Синклер, — позвал его Рекс, — мне надо с тобой поговорить.
Питер не сводил глаз с Элеоноры.
— Могу я сначала перемолвиться парой слов со своей невестой?
Сердце у нее упало. Неужели он еще хочет на ней жениться? Или соблюдает формальное обращение, потому что контракт еще не расторгнут?
— Элеонора много вынесла в последнее время, — твердо сказал Рекс, — включая задержание и допрос, и должна прийти в себя.
Питер побледнел.
— Элеонора, ты пострадала? — Он не сводил взгляда с кровоподтека на ее лице.
Она покачала головой и осмелилась подойти.
— Это было ужасно, — вымолвила она. — Питер, прости меня за все.
Он взял ее руки и держал в своих.
— Я благодарен Богу, что ты вернулась ко мне, — прошептал он.
Она не посмела отнять свои руки.
— Как ты себя чувствуешь? — Он был потрясен.
— Я должна все тебе объяснить…
Но он прервал ее:
— Твоя мать и брат совершенно правы. Ты должна сначала отдохнуть. А я позову вашего домашнего врача. Потом мы поговорим.
Как она могла забыть, что этот человек благороден и великодушен?
— Благодарю, Питер.
Он только улыбнулся в ответ.
В подвале было достаточно света и воздуха, по сравнению с той дырой, где его держали два года. Из зарешеченного окошка сюда поступал дневной свет, просто день выдался сереньким, дождливым, поэтому сейчас в подвале было сумрачно. Но как только за ним захлопнулась железная дверь, у него начался приступ, он стал задыхаться. Пот градом струился по телу, как будто он находился в той страшной яме, лежал на голой земле, покрытый липкими слоями грязи и в полной темноте. Шон со всхлипом ловил ртом воздух.
Раздался смех Рида.
— О, мы, кажется, плачем, О'Нил? Как дитя?
Он сам слышал свои сдавленные всхлипы, похожие на рыдания. Стараясь унять панику, прижался лицом к стене. Он не замурован, ему не грозит быть забытым здесь навсегда. Только ожидание скорой и быстрой смерти.
Он вспомнил Элеонору, свою любовь к ней. И понадеялся, что, как только его повесят, ей простят все грехи перед властью. Она избежит участи Пег, но избежит ли?
Шон задыхался. Ему казалось, что воздух кончается, легкие разрывало от удушья. Сердце бешено колотилось, пот градом катился по телу, его трясло крупной дрожью. Он впился ногтями в камень стены.
— Не волнуйся так, — говорил Рид, — ты долго здесь не пробудешь. Через день-два тебя повесят, О'Нил, я послежу на этот раз, чтобы возмездие тебя настигло.
Шон пытался побороть удушье, но паника не проходила, он не чувствовал боли, хотя острые камни впивались в лицо.
— Элеонора! — выдохнул он.
— О, твоя любовница уже в лоне семьи.
— Она невинна! Она моя сестра!
Рид рассмеялся.
— Она — твоя ирландская шлюха, и мы оба это знаем. Такая красивая, такая мягкая… Жаль, что мне не удалось закончить начатое.
Шон повернулся.
— Я убью тебя, ты, сукин сын! — задыхаясь, выкрикнул он.
Рид расхохотался.
— Как? Словами? Видел бы ты ужас в ее глазах, когда я разрезал ее платье. О, она очень красивая, не отрицаю.
Шон бросился на Рида, но их разделяла решетка.
— Ты за все заплатишь.
— А может, это она заплатит за твои преступления?
И снова в памяти всплыло лицо Пег, краски были бесцветны и размыты, только кровь вокруг была ярко-красного цвета. Он убьет Рида, доберется до него. Надо только заманить его в подвал, и он вцепится в горло этого негодяя и прикончит его голыми руками.
— Скоро всем станет известно, что она виновна как пособница, и ей придется заплатить за свою измену, — продолжал Рид. — И это доставит мне больше удовольствия, нежели насилие над ней или ее смерть. Она проведет остаток дней в заключении, всеми забытая и покинутая.