Золотая тетрадь - читать онлайн книгу. Автор: Дорис Лессинг cтр.№ 143

— Да.

— Тебе нравится Ивор?

— Да.

— Мне он очень нравится. Он добрый.

— Да, он добрый.

— А тебе нравится Ронни?

— Да, — ответила Анна после некоторого колебания.

— Но на самом деле он тебе не нравится.

— Почему ты так считаешь? — спросила Анна, удивленно и испуганно.

— Не знаю, — ответил ребенок. — Просто я подумала, что он тебе не нравится. Потому что из-за него Ивор ведет себя по-дурацки.

Больше девочка не сказала ни слова, погруженная в свои мысли, она закончила ужин в полном молчании. Время от времени Дженет бросала пронзительные взгляды на мать. Которая сидела рядом с ней, позволяя вот так, пронзительно, себя рассматривать и сохраняя на лице выражение безмятежного спокойствия и непоколебимой уверенности.

Когда Дженет заснула, Анна спустилась на кухню и закурила. Она выпила несколько чашек чаю. Теперь ее тревожили мысли о Дженет: Дженет все это расстраивает, но она сама не понимает — что. Но дело не в Иворе — дело в той атмосфере, которую создает Ронни. Она могла бы сказать Ивору, что Ронни должен съехать. Он, конечно, сразу предложит плату за его проживание, но дело совсем не в этом. Все точно так же, как было с Джемми…

Джемми был студентом с Цейлона, он пару месяцев жил в той комнате, которую теперь занимали Ивор с Ронни. Анне он не нравился, но она не могла заставить себя его выгнать, потому что он был цветным. В конце концов, все разрешилось само собой, потому что Джемми уехал обратно на Цейлон. А теперь Анна не могла заставить себя попросить пару молодых людей, нарушающих ее душевный покой, покинуть ее дом, потому что они — гомосексуалисты, и им, как и цветному студенту, будет нелегко найти себе другое жилье.

Но почему она должна чувствовать себя за это ответственной?… Как будто с «нормальными» мужиками мало ей забот, сказала она себе, пытаясь в шутке растворить свою тревогу. Но шутка не помогла. Она попыталась зайти с другой стороны: «Это мой дом, мой дом, мой дом», — пытаясь на этот раз заполнить себя сильными собственническими переживаниями. Это тоже не помогло — она сидела и думала: «Но почему у меня вообще есть свой дом? Потому что я написала книгу, которой я стыжусь и которая принесла мне кучу денег. Случай, счастливый случай, вот и все. И вообще я все это ненавижу — мой дом, моя собственность, мои права. При этом, стоит мне только почувствовать себя неуютно, я тут же, как и все остальные, нахожу опору именно в этих понятиях. Мое. Собственность. Имущество. Я буду защищать Дженет на основании того, что у меня есть моя собственность. А зачем ее защищать? Ей суждено вырасти в Англии, стране, где многие мужчины — маленькие мальчики, и гомосексуалисты, и в какой-то степени гомосексуалисты… — Но эту усталую мысль смыла волна сильного и искреннего чувства. — Ну уж нет, есть еще на свете настоящие мужчины, пусть их и немного, и я уж позабочусь о том, чтобы Дженет достался один из них. Я сделаю все, что в моих силах, для того, чтобы она, когда вырастет, была способна распознать настоящего мужчину, как только он встретится на ее пути. Ронни придется уйти».

С этой мыслью Анна направилась в ванную, чтобы подготовиться ко сну. В ванной горел свет. Она остановилась в дверях. Ронни с встревоженным видом рассматривал в зеркале свое отражение, склоняясь над полочкой, на которой Анна держала свою косметику. Легкими похлопывающими движениями он наносил себе на щеки лосьон при помощи ватного шарика, который он позаимствовал у Анны, одновременно пытаясь разгладить морщины на лбу.

Анна поинтересовалась:

— Мой лосьон нравится тебе больше, чем собственный?

Он, ничуть не удивившись, к ней повернулся. Анна поняла, что в этом-то и заключался его план: Ронни хотелось, чтобы она застала его в ванной.

Он, грациозный и кокетливый, сказал ей:

— Дорогая, я решил испробовать твои лосьоны. Разве это может тебя расстроить?

— Не особо, — сказала Анна. Прислонившись к дверному косяку, она внимательно смотрела на него, ждала дальнейших объяснений.

На нем был дорогой халат из блекло-пурпурного шелка, на шее — красноватый шелковый платок. И дорогие шлепанцы из красной кожи, прошитой золотой нитью, в мавританском стиле. Он хорошо смотрелся бы в каком-нибудь гареме, а не в квартире, не в этом антураже студенческого быта. Ронни стоял, склонив голову набок, играя черным локоном седеющих волос, на руках — свежий маникюр.

— Да, я пытался мыть голову оттеночным шампунем, — заметил он, — но седина упорно проступает.

— Получилось весьма изысканно, да, правда, — сказала Анна. Она вдруг поняла: Ронни ужасно пугает мысль, что она может его прогнать, и он пытается с ней подружиться, как могла бы это делать одна девушка с другой. Она старалась убедить себя, что все это забавно. Но правда заключалась в том, что Ронни внушал ей отвращение, и от этого ей становилось стыдно.

— Но, дорогая моя Анна, — просюсюкал он, пытаясь быть обворожительным, — изысканный вид — это, конечно, очень хорошо, но только если ты — если можно так выразиться — нанимаешь на работу, а не наоборот.

— Но, Ронни, — сказала Анна, поддаваясь ему, несмотря на свое отвращение, и играя ту роль, которой от нее и ждали, — ты выглядишь совершенно очаровательно, несмотря на отдельные седые волоски. Я уверена, на очень многих ты производишь просто сногсшибательное впечатление.

— Их уже не так много, как раньше, — вздохнул он. — Увы, я должен тебе в этом признаться. Конечно, мои дела не так уж плохи, невзирая на все взлеты и падения, но мне приходится тщательно за собой следить.

— Может быть, тебе следует в самое ближайшее время обзавестись богатым покровителем?

— Ах, дорогая моя! — воскликнул он, сделав небольшое и совершенно непроизвольное движение бедрами. — Уж не думаешь ли ты, что я не предпринимал таких попыток?

— Я не знала, что на этом рынке царит такое перенасыщение, — заметила Анна, давая волю своему отвращению и устыдившись самой себя еще до того, как эти слова успели слететь с ее губ. «Боже мой! — подумала она. — Родиться Ронни! Какой это ужас. Родиться вот таким — я тут жалуюсь, как тяжело быть такой женщиной, как я, но, Боже правый! — я ведь могла родиться Ронни».

Он быстро на нее взглянул. Это был откровенный взгляд, в его глазах светилась неприкрытая ненависть. Ронни был в замешательстве, этот всплеск чувств оказался для него слишком сильным, потом он сказал:

— Я все-таки думаю, что мне действительно твой лосьон подходит больше, чем тот, которым я пользуюсь. — Он взял в руки бутылочку, заявляя о своих на нее правах. Он искоса на нее посматривал, он бросал ей вызов, он не скрывал своей ненависти.

Анна, улыбаясь, протянула руку и отобрала у него бутылочку.

— Ну что же, тогда тебе, наверное, лучше купить такой же, правда?

На его губах мелькнула улыбка, наглая: Ронни всем своим видом показывал ей, что она его предала, что он ее ненавидит за это, что он так этого не оставит. Потом улыбка увяла, и на его лице снова проступило выражение холодного изнурительного страха, уже хорошо ей знакомое. Он явно говорил себе, что его злобные выходки могут ему сильно навредить, что он должен ее задабривать, а не злить.