Двери паранойи - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дашков cтр.№ 25

Потом к хозяевам теней присоединился силуэт Свиноголового. Его отогнали прочь, и он ждал в отдалении – терпеливый, как смерть. На меня упала тень Собакоголового, и в мозгу зазвучали душераздирающие песни об «измененном» существе, об андрогине, о мумиях, тысячелетиями хранящих внутри себя мужское семя, о зачатии и скитаниях Вечного Жида…

Под это высокомерное ангельское нытье я медленно растворялся, пока от меня не остались только глазные яблоки, нервные жгуты, мозг и зловонный клубок на песке – мертвое, изъеденное червями сердце. Вдобавок оно было опутано чем-то, похожим на волосы. Смуглые руки с синеватыми ногтями протянулись из темноты и принялись расплетать узлы…

Но все это было не более чем сонной прелюдией к настоящему кошмару.

* * *

В зрачки снова хлынул розовый свет. Черный алтарь улыбался вырванными челюстями. Я находился в подземелье «Маканды». Кто-то взял меня сзади за плечи и развернул к себе лицом.

Передо мной стоял латинос, одетый в кожу и пахнувший как десять тысяч бродячих собак. Его длинные сальные волосы были заплетены в косу. Я увидел свои отражения в расширенных зрачках. Он ударил меня двумя пальцами в лоб, и я сразу же забыл свое имя. «Беретта» вывалился из моей руки.

Ловким движением латинос набросил мне на шею петлю – оказалось, галстук, тонкий, скользкий и холодный, как раздавленная грузовиком гадюка. Потом быстро затянул узел (проклятие, с этой удавкой я чувствовал себя так, словно мне перерезали горло, а лезвие оставили в ране) и пропал из поля зрения.

Не знаю, чем занимался латинос за моей спиной. Последующие несколько минут начисто выскоблены из памяти. Он установил полный контроль над моими телом и душой. Я не мог пошевелиться без его приказа, не мог даже скосить глаза и посмотреть в сторону. Теперь я думаю, что латинос обыскал меня и забрал оба египетских ключа.

В следующий раз я увидел его возле алтаря. Он взял в руки статуэтку мужчины с черной собачьей головой, провел своим пальцем вдоль позвоночника фигурки – и та ожила.

Собакоголовый пробежал по изъеденной жуком-древоточцем крышке, лавируя между тошнотворными реликвиями, затем спрыгнул на пол, и я услышал дробный стук маленьких ножек…

Кроме всего прочего, на алтаре обнаружилась телефонная трубка. Не хватало шнура и самого аппарата. Зато на той части трубки, которую подносят к уху, были ясно видны посиневшие человеческие губы. Латинос что-то буркнул в нее, вывел покорную скотину Макса в коридор, поставил лицом к стене и запечатал «анхом» дверь. Для меня он перестал существовать на долгое время.

С этого момента начинается самая непривлекательная часть моей жизни. Несколько месяцев я был рабом, нет, хуже, чем рабом, – я был домашним животным, предметом обстановки, тупым инструментом, теплокровной куклой, почти искусственным членом с интеллектом обдолбившейся гориллы – и это еще сравнение, обидное для гориллы.

Мною руководили, мною помыкали, меня трахала грязная баба, достаточно богатая, чтобы купить себе живую игрушку. Об меня вытирали ноги вчерашние враги. Мое сознание стало крохотным зверьком, который забился в глубокую нору, вырытую в опустевшем мозге. Я был лишен эмоций, избавлен от чувств и потребностей (за исключением самых простых, продиктованных голодом, холодом, кишечником и мочевым пузырем); все мои ощущения сводились к нейтральным или вызывающим боль. Других осталось очень мало, несмотря на то, что садомазохизм пришлось изучить на практике и по обширной программе…

Из своей бездонной норки я бесстрастно наблюдал за происходящим – я, не испытывавший сожалений, неспособный к сопротивлению, забывший об ином существовании и не желавший никаких перемен.

Моя память о том времени – это видеокассета, на которую записывалось все, что снимала скрытая камера. Информация поступала, но некому было ее осознавать. Только теперь я пересматриваю те дурацкие порнофильмы и черные комедии с моим участием, и они пробуждают во мне то ненависть, то омерзение, то дикое желание рассмеяться, то презрение к себе, а иногда даже ностальгию. В любом случае, это мой личный, ценный и уникальный опыт, от которого я вовсе не собираюсь отказываться. Хотя порой мне кажется, что такая жизнь вовсе не редкость, и я знаю многих, кто с радостью поменялся бы со мной местами.

В общем, я расскажу правду, всю правду и ничего, кроме правды. Надеюсь, я не перевру ни единого слова даже в стихе, который я все еще в состоянии извлечь для эпиграфа из своей подозрительно хорошо сохранившейся памяти. Может быть, она прошла полный курс «омолаживания», и я поторопился с «правдой»?

Вырежьте веретено,

Чтоб наматывать на него мои кишки,

Как это делали в дни инквизиции.

Кто вращает веретено?

Вы не знаете? Отпустите! [12]

Итак, губы, торчавшие из телефонной трубки, поцеловали ухо латиноса, и началась вторая серия моих клинических приключений. Внешне «Маканда» мало напоминала психушку, в которой я провел четыре года, но суть была та же самая.

Прежде всего, мною занялись две здоровенные красивые бабищи с бронзовым загаром и рельефными фигурами колхозниц, злоупотребляющих шейпингом в перерывах между дойками. Они нашли меня, разглядывающим стену. По-моему, их единственной задачей было придать мне товарный вид, и они взялись за дело с рвением дрессированных животных. Доберманшами их обозвать не за что. Такие они были пухлые, местами розовые, грудастые, заботливые и тупые, что назову-ка я их свиноматками.

Свиноматки наконец вывели меня из проклятого лабиринта унылых коридоров с запертыми дверьми. Повороты, лестницы, указатели мой стерилизованный чердак кое-как зарегистрировал, но мне это было уже ни к чему. Любопытство угасло. Чувства атрофировались. Я не мог любить даже самого себя. Плевал я на любовь! Мыслительные способности притупились. Если бы мне напомнили об Ирке и Глисте, я спросил бы: «А кто это такие?».

Свиноматки были похожи одна на другую, как инкубаторские цыплята, обе одеты в пикантные короткие халатики, не скрывавшие их горячей мощи, и я торчал между ними, словно остывшая сморщенная сосиска в «хот-доге». В таком порядке мы и проследовали по многочисленным переходам, а обстановка вокруг постепенно начинала смахивать на санаторную. Тех людей, которые попадались мне навстречу, я не запомнил – значит, и не надо. Они совершенно терялись на фоне живых зарослей, интимно журчавших фонтанчиков и авангардной мебели.

Потом сопровождающие тетки буквально внесли меня в гулкое помещение, на двери которого было написано: «Только для обслуживающего персонала». Мы очутились в сауне, и тут свиноматки принялись раздевать меня. Лица у них были застывшие; при виде моей дряхлости ни одна даже не улыбнулась.

Пока меня с профессиональной ловкостью обнажали, я покорно ждал – как призывник на медосмотре. Сняли все, кроме черного галстука, по-прежнему казавшегося мне завязанной узлом дохлой гадюкой. Я был не настолько самостоятелен, чтобы сопротивляться или о чем-либо спрашивать.