Я старался не впадать в грех уныния и убеждал себя в том, что живем-то мы здесь и сейчас, а значит, у меня нет причин для пессимизма. Причин, возможно, и не было, но пессимизм был. Тоска вцепилась в грудь, как выпустившая когти беременная кошка. Чертовски тяжелая кошка.
Я закурил, еще больше уплотнив висевшую вокруг дымную пелену. Ни одной знакомой физиономии. Мне хотелось поболтать с кем-нибудь. Желательно о всякой чепухе. Иногда не хватает самых простых вещей…
Музыка тоже нагоняла скуку. Джазбои играли устало; даже их усталость не казалась стильной, как это иногда бывает.
Я решил слинять и пошататься по улицам. Разменял у стойки последнюю двадцатку и выбрался на свежий воздух.
Весна – это было гораздо лучше алкоголя. Фонари расплывались во влажном тумане. Люди скользили мимо, будто сухопутные «летучие голландцы» – такие же отчужденные, такие же неуловимые… Я все еще жил надеждой. Если что-то и могло поднять меня из руин, так это вмешательство бабы. Очередной шлюхи. С тех пор, как я узнал, что Анжела «подрабатывает» в гостиничном баре, я стал смотреть на вещи гораздо проще. А после развода со своей благоверной, обожавшей деньги, отдавал предпочтение проституткам – с этими хоть знаешь, за что платишь.
Я не был ни романтиком, ни циником. Я оставался прагматиком – скучноватым из-за своего неизлечимого скептицизма. Сейчас у меня не было денег, чтобы купить дорогую женщину. И я не был уверен, что с дешевой у нас выйдет что-нибудь путное…
Я бесцельно брел по проспекту, вдыхая опоэтизированную более удачливыми охотниками за удовольствиями отраву желаний. Наступил час, когда все дома кажутся уютными, парки – таинственными, таксисты – дружелюбными. В такие вечера хорошо мчаться на машине куда глаза глядят. Дорога, музыка, темнота. Было бы неплохо, если бы существовал пресловутый «край света». Примерно там же, где и «край времени». Тогда я устремился бы туда и мог бы, как следует разогнавшись, сорваться с обрыва и падать, падать, падать… к чертовой матери. Вечно. Но, боюсь, в этом случае взбунтовавшийся мочевой пузырь рано или поздно поломал бы весь кайф.
Я приближался к окраине. Раньше тут было небезопасно. В городе полно людей, равнодушных к проблемам расслабившихся кроликов и мечтательно настроенных мизантропов. А ведь достаточно несильного удара в зубы, чтобы вернуть на землю кого угодно… Но теперь мне вряд ли что-либо угрожало. Я даже хотел бы избить парочку ублюдков – чтобы потом не мучила совесть и заодно проверить себя…
Тротуар оборвался, под ногами расползалась жидкая грязь. Я повернул обратно. Где-то за спиной лаяли собаки. Лай звенел, отражаясь от невидимых стен. Волшебный час закончился. Теперь на улицах было холодно, ветрено и сыро. Идеальное сочетание, чтобы подхватить простуду.
«Домой, домой», – нашептывал внутренний надзиратель, лучше меня знающий расписание каждого моего дня на много лет вперед. Домой, в мою холодную берлогу, к дивану, телевизору, книге – к вещам, спасающим от других предметов – веревки, бритвы, включенной лампы, «случайно» упавшей в ванну, наполненную водой. Я не фетишист, но посудите сами: противостояние вещей сопровождает нас на протяжении всей жизни. Одни приближают наш конец, другие поддерживают шаткое существование и придают некоторую устойчивость на узкой извилистой дороге. Телефон, фотография матери, водка, лазерный диск, шприц, деньги, вырезка из газеты, билет в один конец, пузырек со снотворным… Знаю, знаю все, что вы скажете о придании ложного смысла. Мне было плевать на умозрительные рассуждения. Я пытался поймать за хвост ускользающую жизнь, этого хищного зверька, игривого и ласкового, пока он сыт…
Клин клином вышибают. Я попробовал лечиться музыкой от нахлынувшей тоски. Зашел в один из клубов, открывшийся недавно и обещавший блюз «олл найт лонг». Послушал пару номеров, в продолжение которых юное дарование с бородкой под молодого Джона Мэйолла упражняло пальцы, не оставляя пустот в пространстве и ни малейшего шанса тишине. Понял, что попал вместо ресторана для гурманов в «Макдоналдс», и поспешно свалил оттуда.
У меня был выбор – топать пешком до станции метро или ждать автобуса на ближайшей остановке. Я решил пройтись, тем более что по дороге был открытый до полуночи винный магазинчик. Я прикидывал, стоит ли экономить на выпивке. Иногда от плохого пойла трещала голова. В конце концов я решил взять бутылку «Кагора», который в подогретом виде мог снести крышу на пару часов. Я не возражал бы – сегодня сухой чердак мне уже не понадобится.
* * *
По кабельному ТВ крутили допотопные клипы педиков из зоомагазина
[1]
. Потом я переключился на новости. Первым делом сообщили об очередной жертве серийного убийцы, которого репортеры окрестили Черным Хирургом. Труп показали только издали. Все равно чувствительных баб наверняка потянуло блевать, хоть сработано было сравнительно чисто…
Законопослушным гражданам полагалось прийти в ужас и священный трепет, но лично я втайне восхищался этим парнем. Думаю, не я один. Его не могли вычислить третий год! Он продержался намного дольше других. И, похоже, продержится еще долго. Сверхэффективные спецкоманды облажались. Какой болезненный и смачный плевок в харю нашей непогрешимой системе, уравнивающей всех, как штамповочный пресс!
Завидовал ли я Хирургу? Вряд ли. У меня не было ни силы, ни решимости, ни необходимой жестокости, и я слишком уж любил комфорт, баб и выпивку. Той ночью комфорт и выпивка были в наличии.
Я изрядно набрался, прежде чем вспомнил, что могу устроить себе именины души. Покопавшись в беспорядочной груде компактов, я отверг все отвратительно-прогрессивное, помпезно-навороченное, фальшиво-отчаянное, тошнотворно-высокое, приторно-аккуратное, жалобно-любовное и слезно-ностальгическое. Все эмоции перегорели, превратившись в поганый шлак.
В результате я неплохо провел время, слушая «Сектор газа» – жлобскую музыку из сердцевины жлобского быта. (Откуда взялся компакт, до сих пор не пойму.) Я был в том настроении, когда тараканы становятся культовыми насекомыми, а вой бродячей собаки кажется единственной до конца честной песней. Но кто сказал, что собаки не умеют притворяться? В то же время я был далек от нытья и того, чтобы обвинять кого-либо, кроме самого себя. Но и самообвинения – это довольно безболезненная штука, если знаешь, что ничего не хотел бы менять. Во всяком случае, в прошлом. А будущее – вот оно! Хватай, беги, лови! Корабли в Новый Свет отчаливают непрерывно – настолько часто, насколько ты сам можешь дробить свое время. Однако мы предпочитаем оставаться на безжизненном берегу и дуреем от голода и жажды. Строим лачуги, прячемся от ветра, плодим и калечим детенышей, обучая их искусству медленной смерти и долгой тоски. Кто-то сказал нам, что корабли иногда тонут; впрочем, мы сами видели обломки и трупы, выброшенные на песок. Эти мертвецы почему-то всегда улыбаются; они не принадлежат нам. Кто хоронит их – загадка; скорее всего они лежат, неустроенные, в назидание следующим поколениям.
Когда в мыслях появляется подобный гнилой пафос, это верный признак того, что мальчику нужна девочка. Я решил позвонить Линде. Раньше она мне никогда не отказывала – при условии, что была свободна, конечно. Если не застану ее дома, значит, судьба такая же сука, как моя бывшая жена. Я накрутил номер, стараясь для разминки с первого раза попадать пальцем в нужные отверстия…