Укрощение огня - читать онлайн книгу. Автор: Джон Ринго cтр.№ 53

Но в каждый период истории сельское хозяйство оказывало такое же влияние на военное дело, как и военное дело на сельское хозяйство. Эдмунд знал, однако, что он хочет видеть у себя в долине и чего не хочет. К счастью, его взгляды совпадали с позицией Мирона, а лучше него никто не разбирался в сельском хозяйстве. И поэтому Эдмунд доверил Мирону принимать все важные решения.

Что тут началось! Люди кричали, шумели; он и не подозревал раньше, что его решение вызовет такое противостояние. Мирона тоже считали плохим, ведь только из-за него так сократили порции пищи. На последнем собрании один болтун встал и громко назвал Мирона «надутым плутократом». Прежде Эдмунд встречал это выражение лишь в каком-то старом романе.

Мирон понятия не имел, как вести себя в подобной ситуации. По-своему он был обыкновенным фермером. Раньше он почти не сталкивался с общественной стороной жизни, разве что когда во время Ярмарки ему приходилось водить экскурсии по ферме. Неожиданно оказавшись в центре бушующего скандала, он растерялся. Сам он тут же отказался бы от возложенной на него ответственности, но Эдмунд не допустил этого. Мирон знал, что и как нужно делать, чего никак нельзя было сказать обо всех этих болтунах и разгильдяях.

В основном люди разделились на несколько группировок. Первая группа считала, что все, кто хочет заниматься сельским хозяйством, независимо от предыдущей подготовки и опыта, должны получить все, что им нужно, в том числе и землю – столько, на сколько они будут претендовать. Границы участка предлагалось обозначать, поджигая деревья. Эдмунд даже не стал выдвигать свои доводы против. Другие члены магистрата парировали предложения этой группы, сказав, что, во-первых, запас материалов и орудий невелик, нельзя раздавать их без учета, не говоря уже и о том, что неопытные люди не смогут даже воспользоваться ими с должной отдачей. Кое-кто предупреждал, что в дальнейшем могут возникнуть споры относительно так легкомысленно обозначенных границ участков.

Выскочка, обозвавший Мирона надутым плутократом, возглавил группу под названием «Один за всех и все за одного». Они утверждали, что все материалы и орудия должны быть общими, пользоваться ими тоже нужно сообща. Они призывали все, что есть в городе, сделать общественным достоянием. Земля тоже должна быть общей, пусть люди работают на ней орудиями, которые будут брать с общего склада.

Эдмунд больше всех выступал против этой идеи. Он привел сотни примеров, начиная с первых пилигримов в Севаме, которые чуть не умерли с голоду, пока не отказались от общественной собственности, до коммунистических государств и коллективных ферм конца двадцатого века, доведших за пятьдесят лет государства до полной нищеты.

Последняя группа была самой опасной, возглавлял ее Брэд Дешурт. Он предлагал расширить ферму Мирона, а в качестве рабочей силы использовать беженцев. Несмотря на свое образование экономиста, он никак не хотел связывать свое предложение с латифундией или рабовладельческой плантацией. Мирон никоим образом не собирался основывать большую плантацию с использованием крепостного труда, он понимал, какие сложности могут возникнуть в будущем. Эдмунд с Мироном спорили как раз о противоположном. Тот хотел ввести ограничения на владение слишком большими участками земли. Как раз накануне они почти всю ночь напролет проспорили об этом.

– Латифундия, настоящая латифундия, с определенным числом полукрепостных или корпоративная латифундия, в которой земля будет принадлежать некой корпорации, а работать на ней будут наемные работники, в любом случае это… – объяснял Эдмунд.

– Но, Эдмунд, основа доиндустриальной демократии или республики – малый фермер. Как только появятся латифундии, рано или поздно возникнет феодализм и далее либо Средневековье, либо пострабовладельческий Юг. Ни ты, ни я не хотим этого. Единственный путь предотвратить подобное это не допускать никаких групп к владению слишком большими участками земли.

– Любой противомонопольный закон, особенно если речь идет о земле, обречен на провал, – заявил Эдмунд. – Так же как и законы против моральных преступлений. При создании закона, который затрагивает такие огромные суммы денег, получится, что либо люди будут плевать на него, либо юристы найдут какую-нибудь лазейку, чтобы его обходить. Знаешь, некоторые идиоты говорят, что не хотят выращивать коноплю, потому что ее можно использовать в качестве наркотика. Но из нее получаются самые лучшие бумага и веревки, то, что нам нужно больше всего. Если кто-то хочет подсесть на коноплю, это их дело. Невозможно остановить их, ведь семена конопли в свободном доступе, земля тоже. Этот закон не будет работать. А если ты принимаешь закон, который заведомо не будет работать, приготовься к тому, что его проигнорируют.

Конечно, лучше обойтись без латифундий, но если честно, то нам никак не удастся это сделать. Поначалу, я согласен, никто не должен получить и зарегистрировать более пяти гектаров земли. Но стоит им оформить все бумаги, как начнется новый этап. Если кто-то захочет продать свою землю, почему бы и нет? Если есть кому.

– Я ненавижу латифундии, – проворчал Мирон. – Именно корпоративные латифундии задушили мелкого фермера, а тебе прекрасно известно, к чему это привело.

– К большому спору, что первично: яйцо или цыпленок, – улыбнулся в ответ Эдмунд. – Я тоже их не люблю, но либеральный капитализм вообще не лучшая форма общественно-экономического устройства. Может, нам стоило организовать диктатуру или феодальное общество. В подобной ситуации они оказываются более стабильными. Но мы этого делать не будем, мы за демократическую республику. История покажет, правы мы или нет. И если мы не правы, будем надеяться, что покажет она это, когда умрут наши внуки.

Споры не прекращались.

Он отключился от того, что говорилось в зале насчет минимальных потребностей фермеров, и посмотрел в окно. Сначала он заметил лошадь Тома, потом только узнал, кто сидит в седле. Тут он постучал по столу рукоятью меча:

– Собрание переносится на завтра, – и встал.

– Почему? Какое высокомерие! Мы еще ничего не решили! – бросил Дешурт.

– Если хотите, можете продолжить спор, но только не здесь. – Эдмунд подошел к двери. – Живее.

– Боже мой! – Мирон выглянул в окно и так быстро вскочил на ноги, что стул отъехал назад.

– Живее, – ворчал Эдмунд, – уходите.

– Я вернусь вместе с Бетан. – Мирон направился к двери. – Пошли. Там Даная и Рейчел. Оставьте вы наконец человека в покое.

– Ах, так вот в чем дело… Эдмунд, ну конечно, можно продолжить и завтра…

Тальбот кивнул; один за другим все вышли, а он подошел к ограде.

– Даная.

Он оглядел ее. Он уже успел заметить, что на ней чужой плащ, а дочь в своей одежде. Подойдя ближе, он заметил и необычное выражение глаз, и пожелтевший синяк на щеке.

– Эдмунд, – вздохнула она и соскользнула на землю. Он потянулся к ней, а она сначала отшатнулась, но потом дала ему руку. – Я рада, что доехала сюда.