Земля вечной войны - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Могилевцев cтр.№ 44

— А зачем Алтан-бию это было нужно? За что — детей?

Шавер пожал плечами. За него ответил Алим-кул:

— Алтан по Ясе живет. Закон Чингисхана такой был, Яса, знаешь? Если тех, кого для переговоров послали, убивают в кишлаке, то в кишлаке всех под корень, чтоб и на семя не осталось. Даже кошек убивают и баранов.

— Алтан посылал сюда парламентеров?

— Его люди предложили кишлак под защиту взять. За деньги. И хотели, чтоб здесь от них пост стоял, а кишлак кормил его. Тут перевал хороший, долго через него возить можно, до зимы. А в кишлаке сами впроголодь жили. Плохо вышло. Алтан-биевы люди начали грозить, слово за слово, кто там первый стрелять начал, непонятно. Непонятно, как сам Алтан узнал. Тех спрятали, лошадей забили, что не сожгли, то закопали. А Алтан все равно пришел через неделю и всех под корень, и детей, и женщин. Шесты у каждого дома теперь стоят, где сколько убили, столько и стоит. Алтан-бий много крови на себя взял. Он в силе сейчас.

— В силе? Его, наверное, все вокруг ненавидят?

— Ненавидят-обидят, А его люди хорошо живут, очень хорошо. У него много людей, и каждый год к нему идут. Он всех принимает, даже врагов. Сильный бий. Хороший воин, храбрый. У него танк есть.

— Чего же ты тогда едешь с нами? — спросил Юс.

— Надо, — ответил Алимкул.

— Кровь тут, — сказал Шавер. — Алтан брата его убил, двоюродного. Деньги отобрал. А то — что им, киргизам, если Чингисхана вспомнил, и богатый, и не жадный, — уже хороший. Если б не брат, Алимкул сам бы к Алтану ушел, правда, Алимкул?

— Правда, — сверкнув рядом золотых зубов, ответил Алимкул. — У Алтана лучше.

— Погоди, — сказал Юс, — ты говоришь, Алтан тебя знает в лицо?

— Знает, — ответил Алимкул.

— Как же так: он же знает, ты кровник его?

— Он не знает. Мой брат с караваном шел. Люди Алтана напали, всех постреляли, перерезали, бросили в реку, груз забрали. Никто моего брата не узнал.

— А как ты знать можешь, что не узнал?

— Если б знал, меня после на его землю не пустили бы.

— А если не знал, то, может, сам он и не хотел твоего брата убивать? Может, если он узнает, то захочет возместить тебе? Это же случайно вышло.

— Как случайно? — Алимкул недоуменно посмотрел на Юса. — Он же хотел напасть на караван и всех перерезать. И напал. А мой брат там был. Совсем не случайно.

— Ты не понимаешь, — сказал Шавер. — Какая разница, знал или нет, намеренно или нет. Свою кровь за баранью не откупишь. И за деньги не откупишь. Бывает, соглашаются взять за кровь баранами, деньгами. Ну так что, если много денег, так убивай — и плати, пока денег хватит?

— Но ведь убил-то не сам Алтан. Может, он вовсе и не хотел, чтобы всех убивали?

— Приказал-отказал, — сказал Шавер, — а убили всех. Какая разница?

— Не пойму я вас.

— Поймешь. Поживешь — поймешь, помрешь — не поймешь, — сказал Шавер и захохотал, а вместе с ним и Алимкул, и Мурат.

Юс тоже захохотал. Не выдержал.

Вернулся Каримжон. Оставил лошадь на лужке, подошел к воде, стал на колени. Опустил руки в воду, брызнул себе на лицо, пробормотал несколько слов, поклонился воде, сложив ладони лодочкой. Поднялся, подошел к ним, сказал: «Поехали». На его шее висел испачканный землей и сажей полотняный мешочек. Шавер сказал что-то недовольно, Каримжон ответил одним словом, отвернулся, сел на коня и поехал вперед, не дожидаясь остальных.

— Умирать собрался, — сказал Шавер, — а я жить хочу. Хочу — не хочу, надо жить, кто моих баранов есть будет? Землю с мазара взял, глупый человек. Жить будем! Ты смотри, Юс, смотри за ним, он хоть и стреляет хорошо, совсем глупый стал. Злой.

— Буду смотреть, — пообещал Юс.

Шли через перевал тяжело. Тропа карабкалась по узкому моренному гребню над языком ледника, местами осыпалась, и лошадей приходилось вести в поводу. Они всхрапывали — боялись. Пересекали снежник, то и дело проваливались по колено, одна, Муратова, забилась, захрипела, роняя изо рта пену. Мурат достал из седельной сумки шило, воткнул лошади в нос, глубоко, почти по рукоять, выдернул, на снег брызнула струя крови. «Ай, плохо, — сказал Шавер, — еще не на перевале, а тутек уже». Но лошади полегчало от кровопускания, она кое-как выбралась из снега, вышла на тропу. На перевале — голой, плоской каменной седловине, заваленной слоистой каменной щепой, — дул ураганный, раздирающий ветер. Но Юс все равно остановился и стоял, пока не начал стучать зубами от холода. Такого за всю свою жизнь он не видел никогда. За спиной солнце ползло к горизонту, и, высвеченный от подошв до вершин, перед ним сверкал всеми переливами багрянца и белизны исполинский горный хребет. Вздыбленная, колоссальная твердь, одетая в искрящийся панцирь. Земная исполинская кость, застрявшая в небе. Граница, предел земного. Юс никогда еще не чувствовал самым нутром, каждой клеткой, что мир настолько велик.

К темноте успели спуститься до травы, заночевали на ровном пятачке над грязным, цементно-серым ручьем. Юс разбил палатку, позвал Шавера с Каримжоном. Те помотали головами: нет, спи сам, ты сейчас наш хозяин, богатый турист, мы твои слуги, куда нам с тобой в одной палатке спать? Мы в своей, брезентовой, вчетвером в двухместной, старенькой, выбеленной солнцем. А утром Шавер разбудил Юса и, ухмыляясь, подал ему пол-литровую эмалированную кружку с обжигающим чаем, не шир, а обычным, черным, с сахаром.

— Почему такой чай? — тот спросил удивленно.

— Салям дорогому гостю, — ответил Шавер, рот до ушей. — Господину не нужен наш чай с бараньим жиром, бараний жир — фе! Гадость-паскудность, выпьешь-вытошнишь, вот чаек, пейте на здоровье. И лепешку-плюшку, булку-витушку.

Чай оказался скверный, китайский, гранулированный. Шавер его попросту высыпал в чашку, как только вода на такой-то высоте пошла пузырями и забурлила, и вкусом получившееся пойло напоминал мореное дерево. Но Юс, за ночь изрядно замерзший, все равно выпил с жадностью.

Алимкул сказал, что сперва поедут через землю Сапар-бия, тоже сильного, хорошего бия, но не такого сильного, как Алтан. Сапар враждовал с Ал-таном, тот много его людей побил, многих к себе сманил, но у Сапара сильные родичи, он объединил остальных биев долины, и Алтану осталось только помириться. Он же пришлый, безродный. Пока сильный, его терпят. Когда ослабеет, конец ему. Уже у границы Сапаровой земли встретили самого хозяина, возвращавшегося домой. Он узнал Алимкула, поздоровался. Вместе с бием ехало с дюжину верховых, и среди них — женщина. Увидев ее лицо, Юс почувствовал старую, уже почти забытую, сосущую боль под ложечкой. Страх, прежний, липкий, обессиливающий. Но этого не могло быть. Здесь, на краю мира? Откуда? Уже и разминулись, и потеряли друг друга из виду, но Юс никак не мог выгнать из памяти ее лицо. Похожа, — но такое гладкое, бесстрастное, смуглое, молодое лицо. Красивое — и поразительно жестокое. А та выглядела нервной, издерганной, раздраженной — обычной женщиной средних лет, измученной суетой и безденежьем. Эта могла бы быть дочерью той. Скорее всего, попросту почудилось. В здешнем народе сотня кровей перемешана, — и арийских, и монгольских, и туранских, и еще черт знает каких. Конечно же, она местная. Да она и внимания почти не обратила. Так, посмотрела с любопытством, как на пугало, на взгромоздившегося на лошадь туриста. Чепуха. Но лицо упорно не шло у Юса из памяти. Редкое лицо. Сильное, хищное и в то же время безмятежное. Первобытное. У людей там, внизу, среди слякоти севера, не бывает таких лиц.