Как бы в подтверждение Лу громко всхрапнул, после чего присвистнул и засмеялся.
— Вот как?
— В общем, я сейчас вроде как отец при ребенке, — сказал Гейб. — Стараюсь, чтобы с ребенком ничего не случилось. В этом задача, не так ли?
— В каком смысле? — прищурился Рэфи.
— О, думаю, смысл вам ясен, — невиннейшим образом улыбнулся Гейб.
Уперев в него взгляд, Рэфи заговорил более строго, заподозрив Гейба в дерзости:
— Предъявите, пожалуйста, ваши водительские права. — И он протянул руку.
— О, у меня их нет при себе.
— Но они у вас имеются?
— При себе — нет.
— Это я уже слышал. — Рэфи вытащил блокнот и ручку. — В таком случае как ваша фамилия?
— Меня зовут Гейб, сэр.
— Гейб, а как фамилия? — спросил Рэфи, чуть расправив плечи.
— Вы хорошо себя чувствуете?
— Почему вы спрашиваете?
— У вас такой вид, словно вам не можется.
— Я в полном порядке, — сказал Рэфи, слегка попятившись.
— Вам надо сходить проконсультироваться, — крайне озабоченно сказал Гейб.
— Вас это не касается, — рявкнул Рэфи и оглянулся, не слышит ли их кто.
Гейб поглядел в зеркальце заднего вида на патрульную машину. Другого патрульного в ней не было. Ни подмоги, ни свидетелей.
— Вам придется заглянуть в дорожный отдел полицейского отделения в Хоуте на этой неделе, Гейб, представить объяснительную записку и предъявить мне ваши права. Мы определим меру наказания. А сейчас уж позаботьтесь доставить этого паренька домой в лучшем виде.
И, кивнув в сторону Лу, он направился к своей машине.
— Он опять выпивши? — спросил Лу, открыв глаза и обводя все туманным взглядом. Повернувшись назад, он поглядел на идущего к машине Рэфи.
— Нет, он не пьян, — сказал Гейб, следя в зеркальце за медленно двигающейся фигурой.
— А тогда что это он? — вскричал Лу, громко и недовольно.
— Что-то другое.
— Это вы что-то другое. Отвезите-ка меня домой. — Он щелкнул пальцами и рассмеялся. — А вообще, пустите-ка меня за руль, — сварливо проворчал он и заерзал на сиденье, пытаясь вылезти. — Не хочу, чтоб люди думали, что это ваша машина.
— Вести в таком состоянии опасно, Лу. Вы можете разбиться.
— Если это и так, — с детской обидой проговорил Лу, — то это ведь моя проблема, не так ли?
— У меня приятель погиб не так давно, — сказал Гейб, по-прежнему не сводя глаз с патрульной машины, медленно отъезжавшей от них по дороге. — А если вы покойник, то уж, поверьте мне, проблемой это будет уж никак не вашей, кого угодно, только не вашей. И разбираться во всем, что ты после себя оставишь, приходится другим. На вашем месте, Лу, я бы пристегнулся.
— Так кто же погиб? — спросил Лу. Он закрыл глаза и, не вняв совету Гейба, откинулся в кресле, положив голову на подголовник. Идею сесть за руль он оставил.
— Вам, я думаю, он незнаком, — сказал Гейб. Едва патрульная машина скрылась из виду, выехав на дорогу, он включил мотор на полную мощность.
— А как он погиб?
— В автокатастрофе, — сказал Гейб и нажал на акселератор. Машина рванулась вперед, мощный звук двигателя на полном ходу разорвал тишину ночи.
Лу приоткрыл глаза и опасливо взглянул на Гейба:
— Да?
— Именно. Что весьма прискорбно. Такой молодой человек. Женился не так давно. И жена такая милая. И он такой преуспевающий. — Гейб сильнее надавил на акселератор.
Глаза Лу были теперь широко раскрыты.
— Но не это самое прискорбное. Самое прискорбное то, что он не успел составить завещания. Нельзя винить его за это, раз он был молод и не собирался отправляться к праотцам в столь раннем возрасте, но вот лишнее доказательство того, что будущее не в нашей власти и никто не знает своего часа.
Спидометр показывал теперь почти сто километров в час, хотя предельная скорость здесь была в два раза меньше, и Лу, ухватившись за дверную ручку, крепко сжал ее. Он весь напрягся, вжавшись в спинку кресла. Он сидел теперь прямой как палка, не сводя глаз со спидометра и мутных городских огней за бухтой.
Он даже потянулся к ремню безопасности, но Гейб, так же внезапно, как увеличил скорость, вдруг снял ногу с акселератора и, поглядев в боковое зеркальце, резко крутанул влево. Потом бросил взгляд на Лу, чье лицо приобрело ярко-зеленый оттенок, и улыбнулся.
— Дом, милый дом, Лу!
И только несколько дней спустя, когда рассеялся похмельный туман, Лу понял, что ни словом не обмолвился Гейбу, где его дом.
— Мама, папа, Марсия, Квентин, Александра! — громогласно объявил Лу, как только дверь ему открыла испуганная мать. — Я до-ома! — прокричал он нараспев и, обняв мать, чмокнул ее в щеку. — Мне так жаль, что я не успел к ужину, но день в офисе был такой суматошный, просто безумие, а не день!
Но, извиняясь, он никак не мог сохранить серьезность, а войдя в столовую, непрестанно поводил плечами и то и дело прыскал, сдерживая смех под изумленными и холодно-безучастными взглядами всех присутствующих. Рут, застыв, смотрела на мужа со смешанным выражением гнева, обиды и смятения. И подспудной ревности. У нее тоже выдался непростой день с совершенно невыносимой Люси, чье возбуждение достигло предела и выражалось во всех свойственных ребенку формах непослушания, криках, слезах и отказе выйти на сцену, пока не приедет папа. Вернувшись домой по окончании представления и уложив детей, Рут принялась метаться, готовя угощение и убирая комнаты, для того чтобы гости могли остаться на ночь. Сейчас щеки ее пылали после жаркой плиты, пальцы горели, обожженные сковородками. Она запыхалась, устала, вымоталась физически и морально, пытаясь угомонить детей всеми доступными способами — от ползания на коленках по полу вместе с Пудом до утирания слез и уговоров расстроенной Люси, так и не увидевшей в зале отца, несмотря на попытки Рут уверить ее, будто он там был.
Рут глядела на покачивающегося в дверном проеме Лу, на его красное лицо и налитые кровью глаза и мечтала поменяться с ним местами — пусть бы это она шаталась бог знает где, чтобы потом свалиться как снег на голову и выставить себя на посмешище перед гостями! Но это не в ее духе, ни за что на свете она бы так не поступила, и в этом различие между нею и Лу. Вот он — беззаботно порхающий и веселый, как птичка, и вот она — под грузом проблем, глубоко несчастная и недоумевающая, почему именно ей предназначено склеивать и цементировать весь их домашний уклад, почему на ней должно держаться это все.
— Папа! — возгласил Лу. — Тысячу лет тебя не видел! Давненько, правда? — Улыбаясь, он шагнул к отцу и протянул ему руку. Потом опустился в кресло рядом с ним и, царапая пол, подтянул кресло поближе, так, что локти их теперь соприкасались. — Ну, расскажи же мне о себе! О, красного винца я бы сейчас хлебнул с удовольствием! Спасибо! Мое любимое! Угодила, дорогуша! — И, подмигнув Рут, он нетвердой рукой попытался налить себе вина в чистый бокал, отчего почти все оно оказалось на белой скатерти.