Чарлз бросил взгляд на Кили и Дакса, стоявших рядышком с таким видом, словно им были абсолютно безразличны любые планы, главное, что им не придется расстаться прямо сейчас.
— Дакс? Кили? Какие у вас планы?
— У меня нет никаких определенных планов, — заметил Дакс.
— У меня тоже, — присоединилась к нему Кили.
Так и договорились. Они испытывали приятное волнение. Им предоставлялся случай провести вечер вместе, и поскольку они были защищены видимостью общего дела, то вполне могли потом оправдаться, если их увидят вместе.
— Давайте пойдем по Бёрбон-стрит, — предложила Николь, и Чарлз застонал. — Успокойся, старый ворчун, — поддразнивая, сказала Николь.
— Николь, — терпеливо заметил он, — Бёрбон-стрит — шумная, грязная, переполненная народом, аморальная и декадентская улица.
— Знаю. Обожаю все декадентское, — сказала она, и ее голубые глаза заискрились от смеха. Она схватила Чарлза за руку и буквально силой протащила полквартала по направлению к пересечению Бёрбон и Байнвил.
Они смешались с толпой, не имевшей никакого сравнения с тем, какой она станет через несколько дней во время Мардиграс. Звуки и запахи Бёрбон-стрит в Новом Орлеане — нечто единственное в своем роде. Пряный аромат морепродуктов и супа из стручков бамии смешивался с запахом пива и затхлой сырости, характерной для Французского квартала. Звуки живого джаза вырывались на улицу из многочисленных ночных клубов и диссонансом смешивались с песенкой «Джо Хлопковый Глаз», исполняемой оркестром «кантри-вестерн». Зазывалы перед «топлес-барами», словно поддразнивая, распахивали двери, усиленно рекламируя прелести своих танцовшиц. Можно было мельком увидеть обнаженные части тела, освещенные вспышками цветных огней.
Перед одним из таких увеселительных заведений вывеска гласила: «Всемирно известные, хорошо исполненные сексуальные акты».
— Интересно, как они стали всемирно известными? — педантично спросил Чарлз.
— Если ты спрашиваешь, значит, ты, безусловно, никогда не видел, как они исполнялись, — насмешливо бросила Николь. Он устало вздохнул и, обхватив ее за плечи, потащил прочь, словно непослушного ребенка.
Так они и брели дальше по легендарной улице до тех пор, пока окрестности не утратили свою коммерческую суть и не стали более спокойными. Они повернули на Сент-Питер-стрит, которая, в конце концов, привела их к Джексон-сквер и к кафе.
Улица была пустынной и темной. Они шли парами, Чарлз и Николь впереди, проходили мимо закрытых магазинов, художественных галерей и декоративных металлических решеток, защищавших аллеи, ведущие во внутренние дворики. Рука Дакса заскользила вверх по спине и легла на плечи Кили, крепче прижимая ее к себе.
— Как ты поживала все это время?
— Хорошо, а ты?
— Хорошо.
— Ты выглядишь усталым. Много работал?
— Да. Последние три недели провел в Вашингтоне. Расписание Конгресса заполнено до краев. Мы стараемся ознакомиться со всеми делами до окончания сессии.
— О…
— Я обедал в Белом доме с президентом и первой леди.
— Правда?
— Да. — Он по-мальчишечьи усмехнулся. — Бизнес, конечно, но мне было приятно получить приглашение.
Какое-то время они шли молча, затем Дакс сказал:
— Я читал в газетах, что ты говорила.
— Я тоже читала то, что говорил ты.
— Не верь тому, что ты прочла.
Повернув голову, она посмотрела на него:
— Не верить?
— Нет, — подтвердил он, качая головой.
— Чему, например?
— Например, тому, что я считаю тебя достойной восхищения мужественной женщиной, которая борется за правое дело, и тому, что я не испытываю по отношению к тебе романтических чувств.
Сердце ее, казалось, забилось в висках.
— И я не должна этому верить?
— Верь первой части этого заявления, но не второй. Если бы ты только знала, какого рода чувства я испытываю к тебе, то побоялась бы идти со мной по этой темной улице. Ты бы знала, почему я почти перестал есть и спать в этот прошедший месяц. Ты бы знала, почему каждое утро я насчитываю, по крайней мере, по десять новых седых волосков. Надеюсь, не врут, когда утверждают, будто седые волосы внушают доверие.
Они уже дошли до Джексон-сквер. Ворота, ведущие в сам парк, уже были закрыты на ночь, но они прошли мимо зданий Понтальба, делая вид, будто смотрят в витрины магазинов, на самом же деле не видя ничего.
— Тяжело тебе пришлось с репортерами?
— Не очень, — ответила она. — Только несколько дней.
— Мне очень жаль, Кили. Я-то привык к подобному, а ты — нет. Мне очень хотелось бы уберечь тебя от всего этого.
— Я пережила. Ван Дорф был…
— Ван Дорф?! Он приезжал к тебе?
— Да. Он поджидал меня около моей машины однажды, когда Джоу приземлился у «Супердома».
— Вот подонок! — проворчал Дакс. — Когда-нибудь… Он не причинил тебе боль?
Она тихо засмеялась и успокаивающим жестом разгладила лацкан его плаща.
— Нет. Он только делал довольно непристойные намеки.
— Какие именно?
Она отвела глаза, не выдержав устремленного на нее внимательного взгляда.
— Он просто сказал… Знаешь ли… Спрашивал меня о тебе.
— Что именно спрашивал? — настойчиво допытывался он.
Вспыхнув, она попыталась отвернуться, но он не позволил. Обхватив рукой ее подбородок, он снова повернул ее к себе, заставил посмотреть на себя:
— Что он спрашивал?
Она поспешно облизнула губы.
— Он спросил меня, хорош ли ты в постели.
— Что? — Его руки снова легли ей на плечи и крепко сжали их. — Он так и спросил тебя? Боже упаси его напечатать хоть одно слово клеветы по поводу тебя…
— Он этого не сделал и не сделает. Может, он и жестокий, но не глупый. Он понимает, что ему не о чем писать.
— Что ты сказала ему?
— Правду. Что я не знаю.
Он попытался сдержать улыбку, но ему это не удалось.
— Попробуй догадаться.
Она отстранилась от него и пристально посмотрела ему в глаза, в которых плясали озорные искорки.
— О чем?
— Попробуй догадаться, какой я в постели.
— Нет!
— Давай рискни. Попробуй догадаться. Готов дать тебе намек.
— Не нужен мне твой намек.
Не обращая внимания на ее слова, он наклонился к ней, прижался губами к ее уху и прошептал:
— Я еще не всемирно известный, но работаю в этом направлении.