Вообще-то — да. За провоз. Ратников как-то об этом и не подумал, а надо было бы. Вот сейчас и сидел на кормовой банке, прикидывал, чем расплатиться? Серебришко, которое и было, увы, кнехты давно уж похерили-поделили, и что ж оставалось? Длинная шерстяная туника, очень даже добрая, но ведь не голым же ходить? Пояс? Или плащ? Он обычный, без крестов, но теплый, подбитый лисьим мехом. Да, пожалуй, плащ — уж во Пскове как-нибудь что-нибудь можно будет сообразить, лишь бы побыстрее добраться. Псков, именно Псков — уж там-то, точно, никто сейчас искать не будет.
Судно Васьки-баркасника — добрая, с высокой мачтой, ладья — приблизилось довольно быстро. Ветер наполнял выгнувшийся дугой парус, да и гребцов на ладейке хватало.
— Аой, робята! — ухватившись за шкот, орал Васька-баркасник — здоровенный мужик со светлой, аккуратно подстриженной на немецкий манер, бородой. — Рыбка-то есть-от аль не?
— Да есть, есть, — выкрикнул в ответ кто-то из рыбаков, а дед, в лодке у которого сидел Ратников, замахал руками:
— Эгей, Василий! Попутчика в Плесков не возьмешь ли?
— Отчего ж не взять? Эй, парни, — баркасник обернулся к гребцам. — Бросай веревку!
Перебравшись на ладью, Ратников расположился, где сказали — у левого борта ближе к корме — все внутреннее пространство беспалубной ладьи было заполнено серебрящейся на солнце рыбой.
Дул в снастях ветер. Солнечные зайчики весело отражались от темно-голубых волн. Груженная рыбой ладья, взрезая водную гладь, словно норовистый конь, двигалась к югу.
Ратников все же продал на пристани плащ — хватило расплатиться с баркасником да и еще остались деньги — серебряные византийские монетки — динарии. Немного пошатавшись по рынку да пособирав свежие сплетни, беглец прикупил надежный и крепкий нож в кожаных тисненых ножнах и, повесив его на пояс, отправился на подворье рижских купцов, располагавшееся на постоялом дворе, недалеко от каменного Кремля — Крома.
Пришел, как обычный посетитель, усевшись за стол, заказал с раками пива, только что сваренного по случаю дня священномученика Ерофея. С Ерофеева дня, как считалось, резко усиливались холода, а в лесах, прощаясь с летом, начинали буйствовать лешие — выворачивали с корнем вековые дубы, ломали деревья, гоняли зверей.
— С первым морозцем! — поклонившись, принесла в деревянных кружках пиво женщина в светлом узорчатом переднике поверх длинного шерстяного платья. Из-под белого чепца выбивались непокорные светло-рыжие пряди.
— Лиина! — откинув капюшон, улыбнулся Миша.
Девушка сверкнула глазами:
— Герр комтур!
— Тсс! Зови меня просто — Михель. Что, еще не перебралась в Ригу?
— Да нет, — Лиина лукаво прищурилась. — А вы что же, бросили комтурство?
Ратников подвинул пиво поближе:
— Можно сказать и так. Потянуло, знаешь ли, на острова… Помнишь, ты говорила про Тойво? Ну, к которому дала бусину…
— Ну да, помню.
— Говорят, умер Тойво. На прошлой неделе утонул.
— Господи, — девушка набожно перекрестилась. — Вот ведь как бывает… Жаль Тойво — хороший был человек. Так вы и не воспользовались моей бусиной, герр… Михель?
— Посидишь со мной? — поднял глаза Михаил. — Или вам тут не разрешают?
Лиина качнул головой:
— Да нет, можно. Пока народу нет.
Улыбнулась, уселась на лавку, рядом.
— Да, жаль Тойво, — покачал головой Ратников. — А что, кроме него… тот путь, к острову, никто не знает?
— Здесь — никто, — твердо сказала девушка. — Тойво ведь не здешний, с Нарвы-реки — просто вышло так, что пришлось родные места бросить.
— Да-а, — Михаил задумчиво сделал долгий глоток. — Хорошее пиво… И как же мне теперь тот островок отыскать? Ты сама-то там бывала когда?
— Бывала, — Лиина кивнула. — Только я маленькая еще была, не все помню. Да и ни к чему вам тот остров, Михель.
Девушка говорила об острове с явною неохотой, даже несколько раз оглянулась, словно бы искала причину уйти.
— Видишь ли, там, на этом острове, мой приятель, — взяв собеседницу за руку, все ж таки признался Ратников. — Хотел бы его отыскать.
— Поня-атно, — Лиина вновь улыбнулась и тут же наморщила нос. — Ума не приложу, кто бы тебе мог в этом деле помочь. Разве что наши… с Нарвы. Там есть селение… Передашь от меня поклон старому Яану.
— Обязательно передам, как только доберусь в те места.
— Добраться просто — завтра уходит торговый караван в Дерпт. С ними и езжай, по озеру-то нынче опасно, вскорости лед встанет.
— В Дерпт, говоришь? — подумав, Миша махнул рукой и улыбнулся. — А черт с ним, почему бы и нет-то?
Уж где-где, а в Дерпте его точно никто б не сообразил поискать. Тем более, где-то именно в тех местах затерялись следы некоего французского рыцаря, того самого, что, по слухам, сделал своей возлюбленной юную озерную ведьму, русалку. Лерку, наверное… Ее ведь тоже надобно поискать, не только одного Макса…
— Пошли, — снова оглянувшись, вдруг предложила Лиина. — Поищу… может, найду еще одну бусину. С ней надежней.
Они прошли через всю залу, полутемную, почти пустую, с длинными лавками и столами. Из расположенной рядом кухни сильно пахло кислой капустой и дымом.
— Сюда, — девушка кивнул на лестницу, ведущую на второй этаж, вернее сказать, на чердак, под крытую соломой крышу. — Осторожней, не провались… Заходи…
Каморка Лиины оказалась маленькой, но весьма уютной — зарешеченное, забранное слюдой, оконце, сквозь которое проникал страдавший излишней желтизной свет, пара сундуков, небольшой стол, мягкое, с накропанной соломою тюфяком, ложе под синим бархатным балдахином.
— По случаю прикупила, — кивнув на балдахин, похвасталась хозяйка. — У Саввы из Дерпта. Он вообще-то, порванный… не Савва — бархат. Потрогай… А я пока бусину поищу, где-то здесь, в сундуке должна быть…
Она нагнулась, так, что тонкая шерсть платья во всех подробностях обрисовала упругие ягодицы. Ратников сглотнул слюну… Лиина, похоже, и не собиралась тотчас же разгибаться. Обернулась, прищурилась:
— Знаешь, что-то никак не найду. Наверное, и нет таких больше.
Отойдя от сундука, она уселась на ложе и, притянув к себе гостя, властно поцеловала его в губы:
— Помнишь, как мы с тобой…
Еще б не помнить!
Ратников, не сопротивляясь, позволил освободить себя от одежды и, растянувшись на соломенном тюфяке, помог разоблачиться Лиине. В желтых слюдяных лучиках притягательно сверкнуло белое женское тело: тонкая талия, животик, грудь — упругая и большая…
— Ты все так же красива, Лиина, — обнимая девчонку за шею, прошептал Михаил.
Та улыбнулась и, лукаво щурясь, облизала кончиком языка губы: