– Ах, вы еще и фехтовали? Ну, молодцы, ничего не скажешь.
– Да ты садись, садись, – пригласил Митька. – Выпей вот с нами вина.
– Вкушать вино – грех. – Рене резко посерьезнел, потом не выдержал, фыркнул. – Впрочем, в хорошей компании – можно. Собственно, я зашел переговорить с Прохором…
Нормандец открыл было рот – наверняка сказать что-нибудь обидное, нет, не лично про Рене, а про гугенотов вообще, – но Иван быстро пресек подобную опасность, заговорив о парижских лавках. Заодно похвастался обновкой – воротником брабантского кружева.
– Ну, – поцокал языком Рене. – Теперь все аристократки в Париже – твои! Можешь даже иногда этак прогуливаться около Лувра, главное, чтоб воротник был издалека виден.
– К такому б воротнику еще и плащ, и шитую серебром перевязь, – поддакнул хитрый нормандец. – Не знаешь, где все это взять, хотя бы на время?
– Плащ могу одолжить. – Рене усмехнулся. – А вот перевязь… О! Спросите-ка у Робера Перме, он живет на…
– Знаю я, где он живет, – махнул рукой Митька. – Этот Робер Перме – потешный такой увалень, так?
– Так, так, правильно ты сказал – увалень.
– Ну, стало быть, перевязь раздобудем.
Раздобыли и перевязь, и плащ, и даже новые перья на шляпу – всем этим охотно занимался Жан-Поль, поставивший дело так, что его русский друг быстро приобрел весь внешний лоск молодого парижского аристократа из довольно небедной семьи. Парень стал – хоть куда, вот только «belle inconnu» – прекрасная незнакомка – что-то не давала о себе знать до самого четверга. Но вот в четверг, в день поминовения Орлеанской девственницы Жанны…
Вообще-то был уже не день, но и не совсем вечер, а то, что французы называют «de l’apres midi» – после полудня. Иван как раз вернулся из университета, вернулся быстрее всех – Прохор остался помогать кузнецу Пьеру, Митрий задержался по пути в книжной лавке, а Жан-Поль, по своему обыкновению, торчал в какой-то таверне. Звал и Ивана, да тот отказался в тайной надежде – а вдруг прекрасная мадемуазель подаст хоть какую-то весточку? Вдруг?
И в дверь постучали. Легко так, даже, можно сказать, пикантно. Иван давно уже научился определять, кто как стучит: Митька – сухо, сдержанно, Жан-Поль, наоборот, трескуче-эмоционально, Рене – четко разделяя удары: тук-тук-тук, ну а Прохор – громко и неудержимо, словно кулаком в лоб. Ну а сейчас все было иначе, совсем иначе…
– Кто там?
Сердце юноши дрогнуло.
– Не здесь ли проживает месье Иван из Русии?
– Да, это я. – Иван рывком подскочил к двери.
Служанка! Та самая! С хитрой лисьей мордашкой.
– Моя госпожа хочет вас видеть, молодой господин, чтобы лично выразить свою признательность и благодарность! Конечно, если это возможно и если у вас нет более неотложных дел.
– Дел? Нет-нет. – Иван вдруг ощутил, как пересохло в горле. – Я… готов. Куда прикажете идти?
Служанка улыбнулась:
– Идите за мной месье. Это не так далеко.
Не забыв накинуть на плечи роскошный, голубой, затканный золотом плащ гугенота Рене, Иван вслед за служанкой спустился по скрипучей лестнице доходного дома и растворился в сгущающейся полутьме узеньких улиц Латинского квартала. Шли и правда недолго – миновав Старый город, прошли рядом с часовней Сен-Шапель, затем по мосту Шанж перебрались на правую сторону Сены, где селились в основном богатые аристократы и приобретшие дворянство и должности буржуа – «люди мантии». Там и остановились, где-то между Гревской площадью и Шатле, остановились у богато украшенного входа в один из особняков с резным фронтоном и большими застекленными окнами.
– Прошу вас, мой господин, пройдите во-он по той улочке. – Служанка кивнула куда-то вбок. – Немного подождите там.
Иван пожал плечами: подождать так подождать – даже интересно. Долго ждать не пришлось – в увитой плющом стене вдруг распахнулась небольшая дверца.
– Сюда, месье Иван!
Юноша не заставил себя долго упрашивать, оказавшись вдруг в небольшом прелестном саду с тщательно подстриженными кустами, беседками и бегущим неизвестно куда ручьем.
– За мной, месье.
Пройдя сад, Иван поднялся по неширокой лестнице на галерею, потом, войдя в высокие резные двери, оказался перед целой анфиладой роскошно обставленных комнат, обитых разноцветным шелком – голубым, розовым, желтым.
– Ты привела его, Аннет? – внезапно послышался нежный голос.
– О да, госпожа.
– Так пусть войдет!
Обернувшись, служанка откинула портьеру, за которой виднелся уютный альков с парой резных полукресел и широким турецким диваном. На диване, опираясь на левую руку, возлежала «belle inconnu» в переливающемся муаровом платье с обширнейшим декольте, почти не скрывавшем изящную грудь. Золотистые волосы красавицы ниспадали на плечи, серые искрящиеся глаза излучали смешанную с любопытством признательность.
«Ну, надо же! – непроизвольно подумал Иван. – Всего-то навсего платок поднял».
– Входите же, славный юноша. – Девушка сделала широкий жест рукой. – Садитесь и будьте как дома. Признаюсь, как только услышала на улице ваш акцент, так сразу же захотела познакомиться с вами. Простите мне мое любопытство, надеюсь, оно не оторвало вас от важных дел?
– О, что вы, что вы…
– Служанка сказала – вы русский?
– Да, из России.
– О, как это интересно! Скажите что-нибудь по-русски.
– Вы – очень красивая!
– Кра-си-ва… А что это значит?
– Tres belle… – Иван покраснел.
– О! – Незнакомка шутливо погрозила ему пальцем. – Давайте выпьем вина. За наше знакомство. Вас зовут Иван, так?
– Так. Иван, Леонтьев сын. Служилый человек.
– Да-да, я знаю со слов Аннет. Вы дворянин.
– Из детей боярских. У нас это чуть выше, чем просто дворянин.
– Интересно. Пейте, пейте же… Расскажите мне о России.
Иван стал рассказывать. Сначала немного, потом, увлекаясь, все больше и больше. О золотых куполах церквей, о Красной площади, о Преображенском соборе и Грановитой палате, о многих деревянных церквях, настоящем резном чуде, которые пришлось повидать. Девушка слушала с интересом, иногда с восхищением хлопала в ладоши, по всему видно было – рассказ гостя ее занимал, вызывая иногда весьма непосредственную реакцию, чересчур непосредственную для знатной дамы, коей, несомненно, являлась «бель анконю». Впрочем, почему – незнакомка?
– А вас как зовут? – решился наконец Иван. – Позволено ли мне будет узнать?
– Камилла, мадам де… Впрочем, лучше называйте меня мадемуазель, я ведь еще не очень стара, не правда ли?
– О…
– А мой муж… поверьте, вам совсем ни к чему знать его имя… Он совсем чужой для меня человек. Я здесь как птица в золотой клетке. Не улетишь, и не только потому, что – клетка, но во многом – потому, что из золота. О, из золота куются самые крепкие цепи! Впрочем, что об этом? Чему вы учитесь?