Впрочем, о гвоздях больше ни слова.
В голове поспешно набросал схему, по которой под ступню надо подкладывать крепкий упор — используя его, можно лезвием топора поддевать широкие шляпки кованых гвоздей, давить рычагами рукоятей, извлекая железо из дерева и живой плоти.
Развернувшись, бросил на бегу:
— Стаскивайте баркас на воду.
И подумал: какова же силища этой неведомой твари, если она почти полностью вытащила на пляж тяжеленную лодку.
Или она не в одиночестве путешествует по островам? Хотя, если подумать, от баркаса к зарослям вела одна цепочка следов, хорошо заметная на крупнозернистом песке, сдобренном камешками. Дальше все было вытоптано, но это наверняка оставили пираты.
Получается, все же одна.
Выбрав подходящий обломок сухой ветки, я начал вертеть его в руках, пытаясь понять, сойдет такой или поискать получше, но бросил раздумывать после того, как за спиной отчаянно завизжала Нью.
На ходу пару раз взмахнул топором, разминая руку перед боем, выскочил из зарослей, занося оружие на изготовку. И увидел, что баркас уже качается на волнах, а за борт сбрасывают безголовые тела.
— Дан! — проверещала Нью. — Они их убили!
— Вы что делаете, уроды?! — заорал я.
Норп, швырнув в воду отрубленную голову, развернулся, удивленно произнес:
— Так это же рабы Вдовы Лодочника. Они больше не люди. Их бы на куски порубить да сжечь, но времени нет. Вдова может вот-вот вернуться, надо быстро уходить.
Больше всего меня поразило даже не это. А то, что Лотто получил назад свой топор и именно он выступил в роли мясника. Или ему доверили самую грязную работу, или были какие-то не ведомые мне суеверия, связанные с системой владения оружием. У многих народов в этой области масса нюансов.
Ругаться? Топотать грозно по песку? Порубить этих живодеров?
Это их мир — их правила. Кто я такой, чтобы, ничего не понимая, осуждать?
Взяв Нью за руку, я потащил ее к залитому свежей порцией крови баркасу.
Мы успели отойти на пару сотен метров, когда на берег вышла хозяйка угнанной лодки.
Один из самых слабонервных невольников вскрикнул, плашмя плюхнулся на дно баркаса, прижав ладони к ушам. Ничего не понимая, я обернулся, уставился на остров. Там, за полосой прибоя, играющего с искалеченными телами, на узкой полосе пляжа стояла…
Не знаю, кто это стоял. С такого расстояния было похоже на пожилую женщину, облаченную в черный плащ с капюшоном, низко надвинутым на глаза. Она замерла статуей, не шевелясь, смотря нам вслед. Ярко светило солнце, но это ее не беспокоило, что говорило о силе твари.
Если, конечно, это и правда тварь вроде старых знакомых, а не что-то совершенно новое.
— Не надо, — произнес Норп.
Обернувшись, я увидел, что, кроме меня и Нью, никто даже не пытается бросить взгляд в сторону острова. Наоборот — таращатся на материк, а некоторые даже прикрыли глаза.
— Кто посмотрит в глаза Вдове Лодочника, тот превратится в ее раба, — пояснил Лотто, прекратив чистить лезвие своего топора. — Хоть ты и страж, но лучше не смотри. И девке этой скажи.
— Она тоже страж.
— Да?! То-то я понять не мог, почему птица при ней крутится. Не смотрите, и ничего с вами не случится. Вдова не может шагнуть на берег материка и зайти на глубокую воду. Не достать ей нас.
— Откуда ты все знаешь?
— Так это все знают.
Норп кивнул:
— Я тоже про такое слышал.
— Сэр страж, можно вас попросить? — спросил Лотто.
— Чего тебе?
— Я знаю, что вы все равно меня убьете, хотя и слово давали. Что вам слово, данное такому, как я! Свиноеду, как нас здесь называют. Но хочу сказать, что не все так. Я когда-то был честным малым, ходил в охране купеческой. А затем мы наткнулись на Терека, когда наш хозяин слишком рискнул ради выгодного дела. Я хорошо дрался, и сам Терек тогда пообещал, что сохранит мне жизнь, если я к ним присоединюсь. Можете меня осуждать, но согласился, бросил секиру на палубу и с тех пор жил по законам братства. Но сейчас братство меня предало, бросив на погибель. Я бы мог сейчас зарубить не одного из вас, все видели, как с топором умею.
— И сам бы подох… — буркнул Норп.
— Ну да. Зато в бою, а не под ножом, как баран. Зачем вам моя смерть? Живой я могу драться за вас.
— Поверить тебе? — ухмыльнулся я.
— А как я вас предам? К Тереку вернусь? К бросившему меня на съедение твари? Мне кажется, вы еще с ним повстречаетесь. Если так, хотел бы сойтись с этим ублюдком в бою. Должен он мне теперь кое-что. Жизнь за жизнь. А не повстречаемся — так буду вас защищать, пока не погоните прочь. Там, на берегу, не протолкнуться от тварей. Нашествие идет. Каждый боец на счету будет, а я многих стою.
— Зачем мне боец, который может в спину ударить?
— Предать всякий может. Хотите верьте, хотите — не верьте, но сами должны понимать, что уж Тереку я теперь точно не друг. Про лодку и Вдову не соврал ведь? Вот и про остальное не вру.
— Ну-ну… Норп, отбери у него топор и дай деревянное копье. С ним он много против нас не навоюет.
— Ты решил его оставить?!
— Сколько у нас опытных бойцов? Считая меня, и десятка не наберется. Нам сейчас каждый дорог.
— Брать свиноеда — это как-то…
— Да я даже людоеда готов взять, если он будет драться за нас. Но мы за тобой будем следить.
— Это я и без слов понимаю. Только давайте договоримся: как добуду меч или топор в бою, вы мне мой вернете, в обмен. Привык к нему: под руку сделан, как родной уже. С ним я буду куда полезнее.
— Ты сперва добудь. Или для начала в бою побывай. Мы вот воевать не собираемся.
— Это вы зря…
— Что зря?
— Воевать не собираетесь. Здесь за вас такое решать будут. На берегу.
Я посмотрел в сторону приближающегося берега. Долгожданного северного берега, к которому я шел, казалось, целую вечность. Знал бы, чем обернется поход к Железному Мысу, — трижды бы перед тем подумал.
Пляж, за ним пустошь, поросшая корявыми кустиками, дальше низкие холмы с плоскими вершинами. Баркас шел наискось к берегу, направляясь к зарослям тростника, среди которых виднелась протока, соединяющая море с лиманом. Если убрать мачту, в тех зарослях нас заметить можно будет лишь в упор.
И вот я почти на долгожданном берегу. Что дальше буду делать?
Еще не знаю.
Надо думать.
Глава 23
СЕВЕРНЫЙ БЕРЕГ
В лиман впадала крошечная речушка, скорее даже ручей. Вода в ней была теплой и до отвращения мутной. Я запретил ее пить, но некоторые не послушались, и еще до заката они столкнулись со всей прелестью желудочных расстройств.