Страна Рождества - читать онлайн книгу. Автор: Джо Хилл cтр.№ 126

— В Стране Рождества есть лошади? — спросил Уэйн.

— Олени, — сказал Мэнкс. — Ручные белые олени.

— На них можно кататься?

— Их можно кормить прямо из рук!

— Что они едят?

— Все, что им предложишь. Сено. Сахар. Яблоки. В еде они не привередливы.

— И сплошь белые?

— Да. Их не очень часто видно, потому что трудно различить их на снегу. В Стране Рождества всегда лежит снег.

— Мы сможем их раскрасить! — воскликнул Уэйн, возбужденный этой мыслью. — Тогда их будет легче увидеть. — В последнее время у него появлялось много интересных мыслей.

— Да, — сказал Мэнкс. — Звучит забавно.

— Раскрасить их красной краской. Красные олени. Как пожарные машины.

— Будут очень празднично выглядеть.

Уэйн улыбнулся при мысли об этом, о том, как ручной олень терпеливо стоит на месте, пока он водит по нему валиком, покрывая его красной краской, яркой, как леденцовое яблоко. Он провел языком по своим колючим новым зубам, обдумывая разные возможности. Решил, что когда доберется в Страну Рождества, то просверлит в своих старых зубах отверстия, проденет через них нитку и будет носить их как ожерелье.

Мэнкс наклонился к бардачку, открыл его и вытащил телефон Уэйна. Он все утро то доставал его, то убирал. Звонил он, Уэйн это знал, Бингу Партриджу, не получая ответа. Сообщений мистер Мэнкс ни разу не оставлял.

Уэйн выглянул в окно. Из лавки фейерверков выходил мужчина с сумкой в руке. Он держал за руку девочку-блондинку, шедшую вприпрыжку рядом с ним. Забавно было бы раскрасить девочку ярко-красной краской. Снять с нее одежду, придавить к земле и раскрасить ее извивающееся тугое тельце. Окрасить ее целиком. Чтобы правильно ее окрасить, пришлось бы сбрить с нее все волосы. Уэйн прикидывал, что можно сделать с полным пакетом светлых волос. Непременно должно быть что-то забавное, что можно было бы из них сделать.

— Господи, Бинг, — сказал мистер Мэнкс. — Где ты был? — Он открыл дверцу, выбрался из машины и стоял на парковке.

Девочка и ее отец уселись в свой пикап, и грузовик покатил задним ходом по гравию. Уэйн помахал рукой. Девочка увидела его и помахала в ответ. Ничего себе, какие у нее классные волосы. Изо всех этих гладких золотых волос можно было бы сделать веревку длиной в четыре фута. Можно было бы сделать шелковистую золотую петлю и повесить ее на ней. Небывалая мысль! Уэйн задумался, был ли кто-нибудь когда-нибудь повешен на собственных волосах.

Мэнкс какое-то время провел на стоянке, разговаривая по телефону. Он расхаживал туда-сюда, и его ботинки поднимали в белой пыли меловые облака.

В дверце позади сиденья водителя подпрыгнула кнопка блокировки. Мэнкс открыл дверь и наклонился внутрь.

— Уэйн? Помнишь, вчера я сказал, что если ты будешь хорошо себя вести, то сможешь поговорить со своей матерью? Я не хотел бы, чтобы ты думал, будто Чарли Мэнкс не умеет держать слово! Вот она. Она хотела бы услышать, как ты поживаешь.

Уэйн взял телефон.

— Мама? — сказал он. — Мама, это я. Как дела?

Сначала были шипение и треск, а потом он услышал голос матери, задыхающийся от волнения:

— Уэйн.

— Я здесь. Ты меня слышишь?

— Уэйн, — снова сказала она. — Уэйн. Ты в порядке?

— Да! — сказал он. — Мы остановились купить фейерверки. Мистер Мэнкс купит мне бенгальские огни и, может, бутылочную ракету. С тобой все в порядке? Ты говоришь, как будто плачешь.

— Я скучаю по тебе. Маме нужно вернуть тебя, Уэйн. Мне нужно тебя вернуть, и я еду к тебе.

— А. Хорошо, — сказал он. — А у меня зуб выпал. Вообще-то несколько зубов! Мама, я люблю тебя! Все хорошо. Я в порядке. Мы веселимся!

— Уэйн. Ты не в порядке. Он что-то с тобой делает. Забирается тебе в голову. Ты должен ему помешать. Должен бороться с ним. Он нехороший человек.

Уэйн почувствовал нервное трепетание у себя в животе. Он провел языком по своим новым, колючим, похожим на крючки зубам.

— Он покупает мне фейерверки, — угрюмо сказал он. Он все утро думал о фейерверках, о том, как будет пробивать ракетами отверстия в ночи, поджигать небо. Он хотел бы, чтобы можно было зажигать облака. Вот это было бы зрелище! Горящие плоты облаков, падающие с неба, извергающие при снижении столбы черного дыма.

— Он убил Хупера, Уэйн, — сказала она, и это было подобно удару в лицо. Уэйн вздрогнул. — Хупер погиб, сражаясь за тебя. Ты должен сражаться.

Хупер. У него было такое чувство, словно он долгие годы не думал о Хупере. Но теперь он его вспомнил, его большие, печальные и искательные глаза, выглядывающие из седой, как у йети, морды. Уэйн вспомнил его тяжелое дыхание, теплый шелковистый мех, глупую веселость… и то, как он умер. Он вгрызся в лодыжку Человека в Противогазе, а потом мистер Мэнкс… потом мистер Мэнкс…

— Мама, — сказал он вдруг. — По-моему, я заболел, мама. По-моему, внутри я весь отравлен.

— Ой, малыш, — сказала она, снова заплакав. — Малыш, ты только держись. Держись себя самого. Я еду.

У Уэйна появилась резь в глазах, и мир на мгновение размылся и раздвоился. Его удивило, что он едва не плакал. В конце концов, он не чувствовал настоящей грусти, это, скорее, было воспоминанием о грусти.

«Скажи ей что-нибудь, что могло бы ей пригодиться, — подумал он. Потом снова подумал то же самое, но на этот раз медленно и задом наперед: — Пригодиться. Нибудь-что. Скажи».

— Я видел бабушку Линди, — выпалил он вдруг. — Во сне. Она говорила запутанно, но пыталась сказать что-то о том, как с ним бороться. Только это трудно. Все равно что пытаться поднять булыжник ложкой.

— Что бы она ни говорила, просто делай это, — сказала мать. — Старайся.

— Да. Да, я постараюсь. Мама. Мама, кое-что еще, — сказал он, из-за внезапной срочности начиная тараторить. — Он везет нас повидаться с…

Но Мэнкс просунул руку в задний отсек машины и выхватил телефон у него из руки. Его длинное, тощее лицо пылало, и Уэйну показалось, что он видит в его глазах досаду, будто тот потерял карты, с которыми рассчитывал выиграть.

— Ладно, хватит болтовни, — сказал мистер Мэнкс веселым голосом, который не соответствовал мрачному полыханию в его глазах, и захлопнул дверцу перед лицом Уэйна.

Как только дверь закрылась, словно бы прекратилась подача электрического тока. Уэйн повалился на кожаные подушки, чувствуя усталость, шея у него ныла, в висках стучало. Он понял, что обеспокоен. Голос матери, ее плач, воспоминания об укусе и гибели Хупера растревожили его так сильно, что у него расстроился живот.

«Я отравлен, — думал он. — Отравлен я». Он коснулся своего переднего кармана, нащупав комок, составленный из всех зубов, которые выпали, и подумал о радиационном отравлении. «Я подвергаюсь облучению», — подумал он вслед за этим. «Облучение» было забавным словом, словом, вызывавшим в памяти гигантских муравьев из черно-белых фильмов, тех, которые он привык смотреть с отцом.