При этом про социальную справедливость тут никто забывать даже и не думал. Наоборот, для защиты особо малообеспеченных минимальный размер заработной платы рабочих и служащих всех отраслей народного хозяйства с первого января тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года обещали поднять до шестидесяти рублей в месяц
[166]
. И по мере осуществления реформы планировали повысить до восьмидесяти.
Однако сколько я ни пытался высмотреть в длинном перечне пунктов признаки рыночного формирования цены – не нашел даже намека. Вроде и реформа, но явно декоративная, дефицитов от нее меньше никак не станет. Так что вообще не понятно, зачем я старался, писал записки Шелепину и всей его озабоченной коммунизмом компании.
В-третьих, очень много писалось о хозрасчете. Как он будет достигаться, куда и какие фонды можно тратить, проценты и прочее. При беглом прочтении понять совершенно ничего не смог, и родилось подозрение, что не поможет даже изучение постановлений с карандашом в руках. Местную перевернутую экономику пришлось бы постигать со школьных учебников и базовых понятий. Может быть, я зря манкировал это дело, надеясь на скорое внедрение рыночных отношений. С другой стороны, и черт бы с ним. На свою работу времени хватило бы.
В конце списка таилось самое интересное. Утверждался новый порядок работы частных предприятий. Как я понял, из законодательной базы и прочих конституций кооперативы и артели выкорчевать тут еще не успели
[167]
. Так что все подавалось без малейшего потрясения устоев, под соусом упрощения регистрации и введения единой системы патентов. Стоимость последних оказалась весьма немалой, особенно на торговлю и общепит – триста рублей в квартал. Видимо, собирались содрать с людей не менее половины дохода, так что не уверен, что найдется много желающих ввязаться в подобные авантюры.
При этом количество «наброшенных» на частника ограничений поражало воображение. К примеру, не допускалось никаких наемных работников. Если не индивидуал – то пожалте в кооператив или артель, все по-честному, с председателем и пайщиками. Причем сколько людей занято – столько и патентов нужно приобрести. Система должна была действовать даже для колхозов, но лишь со следующей пятилетки, или с тысяча девятьсот семьдесят первого года. Закупать что-то на госпредприятиях для перепродажи попросту запретили. Государственную продукцию по-прежнему надлежало реализовывать только в госторговле и «без признаков спекуляции». В смысле купить материю в магазине, сшить штаны и продать – можно. А вот приобрести штаны, пришить «лейбак» и толкнуть вдвое дороже – нет, вполне сможешь закончить сроком. Не совсем понятно, как тут собирались определять грань в глубине промышленной переработки, но думаю, при самом гуманном суде в мире особо не забалуешь.
Из положительного – уже в новом году колхозы получили право самостоятельно реализовывать произведенную сверх плана продукцию. Однако обычные предприятия, как и совхозы, такой привилегии оказались лишены начисто. И еще для обслуживания этого сектора экономики расщедрились на специальный Кооперативный банк. Более того, все расчеты между субъектами, в смысле кооперативами и ЧП, планировали вести исключительно в безналичном виде через этот банк либо его номерными чеками. Сомнительное удобство, нечего сказать, историю движения каждого рубля при желании можно рассмотреть под микроскопом.
Как итог – опять получился маленький костыль-подпорка. Может, конечно, кафешек на улицах прибавится. И кооперативных продмагов станет не один на весь М-град, а десяток. Вдобавок скорняки, швеи да всякие камне-и древорезы матрешек вылезут из подполья. Не маленькое подспорье, попробуй найди хорошего спеца без рекламы, да еще если они шугаются при каждом громком слове. Однако заметного экономического эффекта от таких «великих реформ» и близко не увидишь.
Видно, я зря так много рассказывал Шелепину с Косыгиным про ужасы шоковой терапии девяностых годов. Они решили подстраховаться и рубить хвост коммунизму еще медленнее, настоящими нанокусочками. По мне, пустая затея – «раньше сядешь, раньше выйдешь». В смысле результат-то все равно один и тот же получится. Разве что хватит сил у предупрежденных вождей СССР от распада спасти и не дать тупо разворовать госсобственность. И стартанет обновленная Россия, или там Советская Федерация, не из глубокой жо… ямы, а с заранее подготовленной позиции. По крайней мере, не хуже Китая. Одно плохо – что такими темпами, как сейчас, они будут как раз до тысяча девятьсот восемьдесят пятого частные предприятия разрешать и свободные экономические зоны вводить. А без капитализма и свободы слова не видать мне Интернета как своих ушей. И это, между прочим, реально начинает пугать.
Но соваться со своими идеями – ищите другого дурака. Пробовал уже, еще прошлой осенью. У Шелепина было настроение хорошее, что-то особо интересное я ему откопал в завалах спама про финансовый кризис две тысячи восьмого года. Вот и рискнул:
– Александр Николаевич, а почему сейчас не дают участков под сады или дачи? В восьмидесятых у моих родителей было соток пятнадцать, домик построили…
– Дурость! Не от большого ума такое разрешили, – попробовал по-быстрому отмахнуться Шелепин. Но, видя мой недоумевающий взгляд, недовольно продолжил: – У тебя Федор сейчас самый ценный специалист? Так вот смотри, что, если ему нарезать десяток соток на каком-нибудь совхозном поле?
– Как что? – удивился я. – Построит домик, будет летом отдыхать, заодно картошку там, помидоры вырастит на зиму. У нас писали, что смена вида деятельности полезна для здоровья.
– Эх! – Шелепин брезгливо скривил губы. – Чему вас только учат в будущем! Ну подумай! – Он постучал по голове пальцами. – В первую очередь Федор пойдет искать доски, кирпич, гвозди всякие. Потом после работы даже на пять минут не задержится, о новой ЭВМ перед сном не задумается…
– Стройматериалов тут в магазине не купить. – В моей голове начала формироваться тень понимания, и она не осталась незамеченной. – Значит…
– Именно! Сопрет у тебя же в НИИ!
Я хотел возразить, но Шелепин продолжил:
– Хотя Федор, конечно, у тебя выпросит, не откажешь в мелочи ценному кадру. А вот техники – точно стащат
[168]
. Или купят где-нибудь ворованное, что ничуть не лучше. В итоге экономике большой ущерб, у нас на стройки народного хозяйства постоянно ресурсов не хватает!