Шанс? Жизнь взаймы - читать онлайн книгу. Автор: Василий Кононюк cтр.№ 90

«Что-то новенькое со мной творится. Поблевать после боя, сомлеть – это понятно и легко объясняется колебаниями давления, адреналина. А тупеть-то чего?» Мысли с отчетливым скрипом вращались в черепушке, а руки пытались выполнять привычную работу. Препинать коней, тыкать копьем в горло тех, кто стонет, и тех, кто тихо лежит, грузить убитых, оружие на коней и уводить по едва приметной тропинке в дальний лес, виднеющийся за полем. Там, на поляне, мы разбили лагерь, там нас дожидались наши кони.

* * *

Без потерь не обошлось. Задний татарский дозор шел плотным десятком по дороге и успел до сигнала атамана проехать засаду Сулима и отъехать от нее метров на пятьдесят. Тем пришлось бить в спину с дальнего расстояния. В результате они сняли с коней всего троих, а семеро бросились наутек. Подранить удалось лишь двух коней. Конники отставали от них метров на сто пятьдесят, и татары вполне смогли бы выкрутиться, если бы удирали прямо по дороге и сохраняли эту дистанцию. Но им пришлось уходить с дороги в сторону, чтоб не повторить судьбы основного отряда, поэтому дистанция с одной из пятерок стала стремительно сокращаться.

Началась жестокая стрелковая дуэль, где на стороне казаков была лучшая броня, а на стороне татар – лучшая подготовка. Эту дуэль выиграли татары. Одного казака убили, одного ранили, и положили всех лошадей. Но победа была пирровой. Пусть казаки сняли с седла лишь одного, но даже относительно целых лошадей у татар не осталось: те начали падать одна за другой, не выдерживая стремительного галопа. Перед тем как умереть, татары взяли с собой еще одного казака из второй пятерки, а двоих ранили. Слава богу, основная засада отстрелялась относительно удачно, там было всего трое раненых. Двое раненых конников пришлись и на нашу сторону.

В итоге мы потеряли десять бойцов. Тяжелоранен был лишь один казак, которому широкая стрела ударила под локоть, разнесла сустав и практически отрезала руку. Чего не доделала стрела, доделал Сулим, отняв острым ножом полруки, залил рану самогоном, а затем прижег огнем. После того как зашили всех раненых, мы похоронили погибших на поле, на ближайшем холме…

Атаман молчал – видно, никак не мог принять решения, что делать. Сработали мы чисто, никто не ушел, за собой все убрали, трупы коней вывезли на волокушах, для партизанской деятельности возможность оставалась. Место засады можно перенести на пару километров вперед, на новое место. В поле остались следы от волокуш – с другой стороны, эти следы и увидеть не так просто, и никого они особо не испугают. Мало ли следов в поле. Но раненых и освобожденных пленников нужно было отправлять домой, а путь неблизкий, одних отпускать опасно. Как-никак больше ста человек освободили, считая детей. Семей двадцать. Разделять отряд тоже не получается: в строю шестьдесят три здоровых бойца, из них двадцать – недоучки, умеющие лишь в засаде лежать и стрелы из арбалета пускать. Отпускать пленников, кто куда хочет, я считал неправильным и атамана в том убедил. Куда они пойдут – без припаса, без оружия? Обратно татарам в руки. А нам работников не хватает. Атаман особо не сопротивлялся, но их дальнейшее размещение по прибытии, жилье и все остальные мелочи повесил на мои плечи.

Не знаю, что бы надумал атаман, если бы уже в потемках не примчался казак одного из дальних разъездов:

– Идет ватажка! Сабель сто или чуть больше. Скоро на ночь станут. Петро с Иваном с них глаз не спускают.

Глаза Иллара загорелись мрачным огнем. Найти место ночлега противника – это большая и редкая удача, особенно если он о тебе не подозревает.

– Сулим, бери с собой Керима и Богдана, мяса сырого возьмите и езжайте к Ивану, пока видно. Немнышапка вас проведет. Шагом езжайте, копыта тряпьем обмотайте. Небо чистое, месяц вполовину сейчас, ночью все добре видно будет. Разведайте, где дозоры, сколько, как службу несут. Как только месяц на заход повернет, мы тебя на месте сегодняшней сшибки ждать будем. Там и решим, как басурман бить станем. Но глядите мне! Спугнете супостата – лучше на очи не появляйтесь.

– Если до сего часа не спугнули, то мы не спугнем, батьку.

Взял с собой старый легкий самострел, тяжелый оставил. Громкий больно, не для ночных дел. Все остальное взял: длинное и короткие копья, сабли мои парные – все взял. Кто его знает, как и чем биться придется. Назад в лагерь не поедешь.

Этой ночью, переползая с места на место, выглядывая сторожевые посты татарского лагеря, их численность и порядок смены караулов, вдруг поймал себя на мысли, что Керим уже давно не бил меня палкой. И такая непередаваемая гамма чувств сопровождала эту неуместную здесь и сейчас мысль, что просто оторопь взяла: только мазохистских наклонностей мне не хватало на старости лет. Но превалировала, как ни странно, обида – мол, забыл про меня наставник, даже палкой бить перестал, а может, просто рукой махнул на такого ученика. Лишь после этого пробилась здравая мысль – что, может, наоборот, отмечает этим мои несомненные успехи. Да и другие казаки отметили меня за последние бои. Не понимают, что просто психика у меня нарушена, инстинкт самосохранения подавлен. А это не есть хорошо. Природа ничего просто так нам не дает. Отсутствие здорового страха может привести к принятию глупого и чрезмерно рискованного решения. Как следствие – безвременная кончина, не несущая никакой пользы обществу.

Но в последних боях, когда из лука стрелял, хорошо запомнил. Никаких мыслей не было, что враги передо мной, что в ответ стреляют. Никакого страха. Одна мысль была: промахнусь – вновь Керим глянет и улыбнется своей фирменной кривой презрительной ухмылочкой, мол, что с тебя возьмешь, неумеха. Вот что умеет наставник – так это до печенок доставать. Не один я пришел к такому мнению.

Татары несли службу справно. По кругу их лагеря, в котором не было ни одного костра, размещались четыре сторожевых поста, по два человека в каждом. Коней пастись не пустили. Они были припяты прямо в лагере и щипали траву под ногами. Это было нехорошо. Пленные лежали тесной кучей в самом центре, связанные, как и днем. Их окружали тесным кругом пасущиеся кони и спящие прямо на земле татары с оружием под рукой. Но тем не менее во всем этом было два положительных момента. Первый – большинство врагов спало, а значит, в боевое состояние придет лишь через несколько секунд. В реальном бою это очень много. Второй – практически все, не считая дежурных на сторожевых постах, сняли тетивы с луков. Лук очень вредно долго держать в боевом состоянии, да и тетива намокает от утренней росы, растягивается.

Второй положительный момент, с моей точки зрения, был намного важнее первого. Если мы не дадим им возможности натянуть луки, за исход боя можно не волноваться.

Мы с Андреем подобрались к одному из постов на расстояние тридцати шагов и лежим, ожидая сигнала атаки. Им станет сдвоенный крик пугача. Общая наша диспозиция такова. Восемь человек, среди них мы с Андреем, снимают постовых из самострелов. В эту восьмерку атаман назначил лишь троих моих хлопцев – Андрея, Лавора, Ивана. Все трое – дети его казаков. Если бы не острый «кадровый дефицит», думаю, и их бы не взял. Тридцать девять конников атакуют лагерь с четырех сторон, четырьмя неполными десятками. Шестнадцать моих пацанов сидят по двое в восьми точках, окружая лагерь противника. Расстояние между ними девяносто – сто шагов. Их самострелы заряжены широкими охотничьими стрелами, а задача – всадить стрелу в коня убегающего татарина. В том, что такие будут, никто не сомневается. Причем настоятельно внушалось стрелять именно в коня и даже не пробовать попасть во всадника. Нашей восьмерке после ликвидации сторожевых постов предписывалось оставаться на месте. В лагерь не лезть, чтобы не попасть под раздачу, а стрельбой из луков не давать басурманам, пытающимся уйти от честной схватки (назовем это так), осуществить свои подлые планы.