Шанс? Жизнь взаймы - читать онлайн книгу. Автор: Василий Кононюк cтр.№ 77

Что мне делать, если он все-таки перестроится и вновь вылезет наперед с ударным отрядом? Ничего. Действуем по намеченному плану и бьем последние два десятка. По тем же причинам, что и раньше, он не станет ввязываться в бой, а ускорит отступление.

Пока я разыгрывал в голове шахматные партии «за себя и за того парня», время неспешно продолжало свой бег. С момента ухода нашего командира с казаками прошло полтора часа. Додуматься отправить к нам Давида с указаниями у него соображения не хватило. Да и какие указания? Сказано сидеть в овраге – там и сидите, пока казаки воюют. Пора было, по моим расчетам, и татарам обратно скакать, но никого не слышно и не видно. Неужели поперлись в балку? Тогда должен Давид нарисоваться, чтобы мы следом за ними двинулись…

Первыми появились татары. Передний дозор из пяти человек, все со щитами и с луками в левой руке, в правой – стрела, напряженно всматривающиеся своими раскосыми буркалами в сумрак леса. За ними – следующая десятка таких же взвинченных товарищей. Затем – закованная в железо пятерка, ударная тридцатка в кольчугах и на закуску – ватные халаты. Мне оставалось только поменять срезень обратно на бронебойный болт. Чертов новатор военной мысли хладнокровно перестроил свое воинство и в том же построении, в котором шел сюда, организованно отправился обратно. Осталось убедиться, что я недаром оторвал пятерку бойцов и арьергард также присутствует в его боевых построениях.

Услышав со стороны засады на задний дозор подозрительный шум и крики, поймал в прицел последнюю грудь основного отряда, одетую в толстый халат, крикнул: «Бой!» – и нажал курок. Татарин, замыкавший основной отряд, получив болт в правую часть груди, умудрился удержаться в седле, упал на шею своего коня, который пока продолжал свой неторопливый бег. Он еще не умер, но прогноз явно неутешительный. С такими ранами долго не живут.

В пределах моей видимости врагов, пытавшихся оказать сопротивление, не наблюдалось. Некоторые уже свалились с седла, некоторые еще сидели, но опасных телодвижений никто не совершал. В другом конце послышались громкие крики на татарском языке. Если бы не знал, что это орут Лавор и Андрей, никогда бы не признал.

Я по-прежнему лежал на земле, вцепившись в свой второй, тяжелый арбалет. Никак не мог решить, в какую сторону бежать. К пятерке, схватившейся с арьергардом, или к Андрею с Лавором? Пока выбирал, как буриданов осел, между этими двумя направлениями движения, со стороны дальней пятерки, из-за поворота показался конь с татарином в добротном пластинчатом доспехе. Тот отчаянно отстреливался от кого-то невидимого мне, но, несомненно, угрожающего его жизни и здоровью. Был он развернут корпусом влево и назад, в мою сторону смотрел его правый бок и спина. Прикрываясь щитом, он ловко натягивал лук и пускал стрелы, когда громко тренькнула моя пушка. Болт прошил его насквозь и скрылся в теле. Короткий, зараза, как его теперь вырезать? Топора нет, придется кинжалом ковыряться. Разница между энергией в тысячу пятьсот джоулей, которую придавал стреле тяжелый арбалет, и в триста пятьдесят от наших легких самострелов была очень наглядно продемонстрирована на практике. Болт со стальным трехгранным наконечником пробил пластинки доспеха как картон. От удара татарина выбило из седла, конь потащил его, запутавшегося ногами в стременах, дальше по тропинке. Поскольку в крупе коня торчало несколько стрел, далеко он не ушел, остановился, а затем сам повалился на землю. Люди дерутся, а безвинная скотина страдает. Вот он, отвратительный лик войны. Но поскольку мы все с утра были на голодном пайке, мечты о запеченном на костре куске мяса провели определенную пластическую коррекцию в моем сознании. Лик войны в виде погибшей скотины неожиданно приобрел определенную привлекательность.

В нашей стороне все крики и звуки затихли, поэтому, быстро взведя свой старый самострел, я бросился в сторону Андрея, но татары ускакали, не пытаясь развернуться и дать нам бой. Отправив им вдогонку Лавора с тремя бойцами, дал ему указание выдвинуться вслед неприятелю на пятьсот шагов и прислать одного бойца с докладом. Самому занять там позицию и наблюдать обстановку, регулярно присылая бойца с актуальной информацией. Десятникам и их помощникам велел выяснить результаты боевого столкновения и доложить, а бойцов своих отправить собирать и грузить добычу на трофейных лошадей.

Но не судьба мне была сидеть, слушать и наслаждаться результатами своих организационных и тактических построений. Прибежал боец из первой пятерки и передал наказ Сулима явиться к нему. Впопыхах расспросив по дороге десятников и бойцов, чтобы составить общую картину, поспешил к начальству. Начальство зашивало на ноге Давида неприятную резаную рану, нещадно его ругая, а рядом лежал на животе мой боец – живой, но бледный.

– Якого биса ты за ним побежал? Ты что, слепой, не видел, что у него обе ноги подранены и конь весь стрелами утыкан? Куда бы он девался? Чуть в сторону стрела бы пошла – остался бы ты, Давид, без ноги!

– Зато я его с коня ссадил… – оправдывался бледный Давид, морщась при каждом стежке кривой и толстой иглы.

– По правде, так это я его с коня ссадил, но ты мне, Давид, дюже помог. Вражина по тебе стрелы пускал, меня не видел.

– Да не может такого быть, не было тебя там… – обиженно заявил Давид.

– Фряжским самострелом снял. Стрела в нем сидит, доспех насквозь пробила и в тело вошла. Сейчас вырезать пойду. Стал бы я балы точить – мне за то лишней доли не дадут.

– Теперь ты сказывай, что тут натворил! – грозно обратился ко мне Сулим. – Где я тебе велел меня ждать?

– Положили мы девятнадцать вражин, считая этих пятерых с заднего дозора. Двое в лес ушло, без коней. Один, кажись, ранен. Еще двоих подранили, но те ускакали.

– Где они в лес ушли? Покажи, я по следу пойду, – сразу оживился молчавший до этого Керим.

– По тропе, двести шагов, там у хлопцев спросишь. Возьми с собой Андрея – он просился, а я его одного не пустил. Обиделся…

– Не красная девица, обиделся он… ладно, возьму, хлопец справный. – Керим, радостно улыбаясь, припустил вперед по тропе. Что характерно, спросить Сулима ему даже в голову не пришло.

– Ты нам тут зубы не заговаривай! Тебе наказу на татар нападать никто не давал! Без головы остаться хочешь?

– Погоди, Сулим, дай слово сказать. Ты нам велел тут сидеть, я твоего наказа не порушил. Тут мы и сели, куда ты нас привел. Атаман нам наказ дал татар обратно не пускать, если полезут? Дал. Вот мы кого могли, того не пустили. Так что я порушил? Ты наказ из оврага не вылезать давал? Нет. Наказ на татар не нападать давал? Нет. Так чего ты яришься? У меня всего одному хлопцу стрелой щеку и ухо рассекло, да еще вот Николай… Что с тобой?

– В ногу ранили… – почему-то густо покраснев, ответил Николай.

– Не бреши! Это меня в ногу, а тебя в задницу. Оттопырил больно далеко… – заржал Давид, а у Николая от обиды даже слезы на глазах выступили.

– Тихо сиди! – гаркнул на него Сулим. – Герои… один, как козел, без щита за татарином конным гоняется, второму никто не указ, он у нас самый умный, с ним сам Илья-громовержец балакает. Пусть батько решает, что с вами делать, мое дело – доложить… Веди своего подраненного, залатаю, – уже более дружелюбно обратился он ко мне.