Вспоминать, чтобы помнить - читать онлайн книгу. Автор: Генри Миллер cтр.№ 55

Если смотреть из будущего, то весь этот временной период, длившийся от десяти до двадцати тысяч лет и зовущийся цивилизацией, покажется одной темной ночью, полной хаоса и смятения. Первобытные люди, напротив, жили среди света и солнца. Цивилизация, по сравнению с другими этапами человеческой истории, как вставной эпизод в преамбуле к новой жизни. Потому что новая жизнь обязательно будет — не важно, сколько еще войн придется пережить и сколькими жизнями пожертвовать.

Нет вероятности, что с окончанием этой войны исчезнут национальные границы. Трудно сказать, сколько еще придется пережить войн, чтобы покончить с расовыми предрассудками. Существуют тысячи проблем, которые человек умеет разрешать только с помощью войны. Никакие нынешние системы правления не дают надежды на прекращение войн. Единственными средствами борьбы с инакомыслием остаются, как и прежде, полное подчинение или уничтожение. Такого правительства, которое признавало бы свободу и равенство всех людей, никогда не существовало. Что касается свободы мысли, свободы открыто выражать свое мнение, не говоря уже о том, чтобы осуществлять свои идеи на практике, то где вы видели правительство, которое позволяло бы это? Конформизм — вот железное правило, и оно будет царить столько времени, сколько человечество будет верить, что один человек может управлять другим.

Людям доброй воли для ведения дел не требуется правительство. Во все времена тех, кто жил без оглядки на власть и совсем не жаждал ее иметь, было очень мало. Такие люди никогда не являются причиной войн. Пока существует цивилизация, это меньшинство, возможно, не будет существенно увеличиваться. Эти люди не являются порождением религиозных организаций или нашей образовательной системы — они существуют вне культурной среды всех времен. Самое большее, что мы можем сказать, объясняя появление и существование таких людей, — что они продукты эволюции. И здесь нам придется поговорить о недостатках всех планов (утопических или других) по улучшению человеческого общества — присущая им всем ошибка заключается в том, что они не учитывают одного: человечество не эволюционирует с одной и той же скоростью и в одном и том же ритме. Там, где присутствует лишь мечта и жажда осуществления подсознательных желаний (а что может быть еще, если сосредоточен на обществе, а не на личности?), там всегда — смятение и разочарование. Нельзя всех людей одновременно загнать в Рай — даже докрасна раскаленными штыками, упирающимися в спины. Именно за этот факт с мрачным удовольствием хватаются так называемые реалисты (а они всегда пораженцы), чтобы оправдать и увековечить узаконенный вид убийства. С началом каждой войны они притворяются, что оберегают общество от страшной участи или что спасают слабых и беспомощных. Мудрецы, которые на самом деле являются людьми доброй воли и которые есть в каждом слое общества, а не в каком-то одном классе, никогда не делают таких заявлений. Поэтому их часто обвиняют в том, что они держатся в стороне, на отшибе от остальных. Однако именно к ним обращаются люди за советом и утешением в трудную минуту. Ведь даже круглый болван чувствует: искреннее бескорыстие говорит о большой силе.

Если так сложилось, что кто-то должен управлять миром, было бы логично, чтобы это делали мудрые люди. Но этого нет, и тому есть причины. На самом деле ни один человек или группа людей не могут управлять миром: им управляют его собственные, внутренние, мистические законы. Он эволюционирует согласно логике, которая игнорирует нашу человеческую логику. Что касается людей, — чем выше тип человека, тем менее он склонен руководить другими; он живет в гармонии с миром, несмотря на то что большинство людей его не понимает, в том числе и сильные мира сего. Если бы в убийстве был какой-то смысл, такой человек нашел бы ему тысячу оправданий против одного — у обычного человека. Однако главная причина его невовлеченности в мировые конфликты — отсутствие у него страха. Он привык жить в мире идей, и его совсем не пугает известие, что сосед думает иначе, чем он. На самом деле его скорее испугало бы, узнай он, что у соседа те же самые мысли, что и у него. Обычный человек, напротив, чужих идей боится больше, чем холодной стали или огнеметов. Большую часть своей однообразной жизни он провел, имея за душой несколько простеньких мыслишек, вбитых в него старшими родственниками или начальством. Все, что угрожает этой ненадежной адаптации, каковую он величает свободой, приводит его в панику. А стоит чужеродной идее активизироваться, и переход от страха к ненависти свершается в доли секунды. Крикните «враг», и все это проклятое племя так и взовьется. Недоумки, которые и с собой не умеют совладать, вдруг решат, что для них нет ничего важнее на этом свете, как научить противника управлять государством. Безразлично, кто этот недоумок — коммунист, фашист или демократ, — реакция всегда одна. Только скажите, что кто-то угрожает его свободе, и он автоматически схватит ружье.

А что это за крошечный пучок идей, который образует драгоценное понятие «свобода»? Частная собственность, неприкосновенность жилища, церковь, к которой он принадлежит, политическая партия или система, которая дает ему возможность всю жизнь «ишачить», как каторжному. Если бы он мог окинуть взглядом нашу планету, увидеть, какие разные вещи подразумеваются под одинаковыми словами, понять что все люди, даже самые примитивные, верят в правильность, справедливость и чрезвычайную разумность своих взглядов, — может, тогда он не так быстро выхватил бы свой меч или пистолет? Нет, пожалуй, ничего бы не изменилось: ведь его учили понимать головой, а не всем его существом. Будучи цивилизованным созданием, человек способен изучить и узнать привычки и обычаи тысячи разных народов и все же продолжает отстаивать свои собственные, даже если считает их глупыми, не соответствующими истине или вредными. Он будет с иронией и легким презрением описывать причины, почему другие народы затевают войны, но, когда придет время, сам отправится на войну, даже если не одобряет убийство. Но он предпочтет скорее убивать, чем испытать презрение своего народа.

В скольких войнах участвовали люди, у которых не было никакого желания убивать? Многие, убивавшие друг друга, имели между собой больше общего, чем со своими соотечественниками. Если бы люди хотели найти настоящих врагов, им нужно было бы только обернуться и посмотреть, кто находится за спиною. Если бы они осознали, кто их действительные враги, какая бы завязалась потасовка! Но один из недостатков существования по демократическим законам заключается в том, что врагом может быть только тот (и его можно убить или поработить), кого таковым сочтет правительство. Каким бы злейшим врагом тебе, например, ни был твой старший офицер, убить его нельзя. Это табу. Вот и выходит, что ученые убивают ученых, поэты убивают поэтов, рабочие убивают рабочих, учителя убивают учителей, и никто не убивает производителей оружия, политиков, священников, военных психопатов или прочих преступников, которые развязали войну и подбивают людей на взаимное истребление.

Возьмем, к примеру, только одну группу — торговцев оружием: ни у кого нет таких обширных международных интересов, как у них. Как только где-нибудь начинается война, они тут как тут и продают оружие любой стороне, которая в состоянии платить. Они придерживаются строгого нейтралитета, пока не ясно, куда ветер дует. Их не разорят никакие налоги: чем дольше длится война, чем больше убитых, тем толще накапливается жирок. Только вообразите неимоверную абсурдность того, что мы поддерживаем людей, дело жизни которых — снабжать нас орудиями саморазрушения. (А ведь посягательство на собственную жизнь, какой бы невыносимой она ни была, считается грехом!) Никто не видит в торговце оружием (даже коммунисты, заметьте!) врага. А он-то как раз и есть самый злейший враг. Он сидит и, как стервятник, ждет того дня, когда мы в очередной раз потеряем голову и обратимся к нему с просьбой продать нам самое дорогое смертельное оружие. Вместо того чтобы смотреть на него как на прокаженного, мы окружаем его почетом; иногда за эти сомнительные услуги ему даже присваивают дворянское звание. С другой стороны, от monsieur le Paris*, который действительно оказывает услугу обществу, хотя и не из приятных, шарахаются как от парии. Странный парадокс. Ну, какая тут логика? Тот, кто с нашего согласия и по закону удаляет из общества убийцу, — презренный изгой, а тот, кто производит орудия массового убийства, не озадачиваясь, в каких оно используется целях, занимает в наших рядах почетное место. Железная логика: убийства в большом масштабе всегда оправданны, но вот рядовое убийство — не важно, по страсти или из корысти, — так постыдно, что даже человек, чьей обязанностью является покарать преступника, воспринимается нами как сомнительная личность.