Аэрокондиционированный кошмар - читать онлайн книгу. Автор: Генри Миллер cтр.№ 51

Но, ей-богу, лучший монолог я услышал в последний день моего пребывания у «Светлого Ангела». Молоденькая девица, находившаяся там в компании трех юных громил, произнесла голосом, который был, наверно, слышен и на той стороне каньона: «Видали сегодня газеты?» Она имела в виду преступление, в котором фигурировал какой-то таинственный горбун. «Просто умора, — говорила она. — Я-то не выхожу из дому, пока не выпровожу всех приятелей. Вы Вайолет помните? Я ее один раз прямо-таки вышибла за дверь». И низким, отчетливым голосом, словно в мегафон говорила, она продолжала о Вайолет, о Реймонде, о Джесси, как это было с ними. Ей все представлялось уморой, даже срок, который отбывал один ее дружок в Сан-Квентине. «Ей — бо, он, верняк, чокнулся», — все повторяла она. За соседним столиком сидела облаченная в длинные штаны дама из общества, и я наблюдал за выражением ее лица. Шуточки и хихиканья девицы ее явно выводили из себя. «И откуда только берутся эти ужасные твари?» — казалось, спрашивала она. «Нет, в самом деле, надо что-то предпринимать. Я должна поговорить с управляющим». Можно было слышать, как в ней что-то клокочет и гудит, словно в засорившемся двигателе машины, задыхающейся посреди пустыни при 130 по Фаренгейту.

Потом я еще наскочил на сына хозяина сувенирной лавки. Он подстерег меня рано утром, решив, что я совсем свежий постоялец, и пристал с предложением осмотреть окрестности в телескоп. «Вон та рубашка, которая свисает со столба, — это же довольно интересный феномен». Я в этом феномене, как ни старался, не мог найти ничего интересного. Но для него все было феноменальным и интересным, в том числе и гостиница на той стороне каньона, потому что в телескоп все видишь гораздо яснее. «А не хотели бы взглянуть на панораму каньона у моего отца в магазине? — спросил он, когда я окончательно собрался отделаться от него. — Это потрясающее произведение искусства». Тут уж я напрямик выложил ему, что при всем уважении к его папаше и магазину, которым он заправляет, не имею ни малейшего желания взглянуть на панораму. Он был огорчен, обижен, ошеломлен, он не мог понять, как можно отказаться от зрелища великолепнейшей копии природы, исполненной рукой человека. «Вот когда вы немножко больше поднаберетесь опыта, вам, может быть, и не покажется это таким уж интересным, — сказал я. — Сколько я вам должен за телескоп?»

Он совсем был сбит с толку. «Сколько должен? — повторил он в растерянности. — Да что вы! Вы мне ничего не должны. Мы рады услужить вам. Если вам понадобится, загляните к отцу в магазин. Вам не нужна фотопленка? Мы располагаем полным ассортиментом…»

«Никогда не пользуюсь фотоаппаратом», — снова огорошил я его.

«Не пользуетесь фотоаппаратом? Да как же так? Я ни разу не встречал…»

«Нет, не пользуюсь. И никогда не покупаю открыток, или индейских одеял, или обломков метеоритов. Я приехал просто посмотреть на каньон. И только. А теперь всего вам доброго и всяческих успехов». С этим я повернулся к нему спиной и двинулся дальше.

Что за бред, думал я, этому пареньку нечем заняться в такое прекрасное утро, кроме как заманивать туристов в лавочку своего батюшки. Суетиться у телескопа, устанавливать его, протирать линзу, а потом нести эту чушь насчет «человека, воссоздавшего творение Господне», и подсовывать кусок холста, когда перед его глазами сам Бог во всей своей славе разворачивает созданное им без всякой помощи и вмешательства рук человеческих. И все это для того, чтобы загнать вам ископаемую окаменелость или нитку четок. Как на торжище Лурда. Кони-Айленд, очень схожий с этим по омерзительности, все же честнее. Никто не восторгается там океанской солью и не пытается вам ее всучить. Туда приезжают позагорать, попотеть и быть по-честному одураченными самыми профессиональными в мире жуликами.

Ладно, вернемся к чему-нибудь более интересному. А интересное — это старый пустынножитель, с улыбкой рассуждавший о биче автомобильного нашествия. Он признавал, что эта штука приносит некоторую пользу: ломая клановые перегородки, разрушает человеческую обособленность. С другой стороны, она лишает людей укорененности, делает их легковесней. Все становится нетрудным. Путешествия, требовавшие напряжения всех сил, превращаются в легкие прогулки. Люди стали какими-то размягченными, мускулы одрябли. И все им приелось, ничто не может удовлетворить. Каждый миг подавай им что-нибудь щекочущее нервы. Кое-чего он не мог постичь вообще — как эти вялые и малодушные люди могут пренебрегать смертью. Лишь бы было поострей, а о том, что может случиться, они не задумываются. Вот он только что повидал компанию женщин, совершавших увеселительную прогулку. Одна из них сломала шею, не вписалась в крутой поворот… Он рассказывал об этом спокойно и буднично, как об обыкновенном дорожном происшествии. Ну да, он нагляделся в пустыне на перевернутые и разбитые машины, влетевшие в катастрофу на скорости ста, а то и более миль в час. «Кажется, что для них, кроме скорости, ничего не существует, — сказал он. — Никто не ездит по сорок пять миль в час, а ведь это лимит скорости в Калифорнии. Никак не могу понять, для чего устанавливать правила, которые люди все время нарушают, глупость это, на мой взгляд. Если в самом деле хотят, чтобы люди ездили осторожно, зачем же выпускать моторы, с которыми машина идет семьдесят, восемьдесят или сто миль в час. Где тут логика?»

А дальше он заговорил о преимуществах одинокой жизни в пустыне, о жизни среди звезд и скал, как нужно исследовать землю, вслушиваться в ее голоса, дивиться сотворенному Богом, и так далее, и прочее, и прочее. «Человек много и хорошо размышляет, когда он все время наедине с самим собой. Никогда я не был особенным книгочеем. Всему выучился из опыта, из того, что мне подсказали мои глаза и уши».

Я задал ему довольно дурацкий вопрос, откуда, по его мнению, начинается пустыня.

«Да что ж, — ответил он. — Насколько я понимаю, все здесь пустыня, вся эта земля. Здесь всегда что-то растет, это, знаете, не просто песок. Топорщится что — то всегда поверх песка, а под ним ведь почва, надо только провести воду и подкормить эти ростки. Люди чуть ли не в панику впадают, когда оказываются в пустыне. Думают, что погибнут тут от жажды и от лютого ночного холода. Конечно, и такое бывает, но по большей части из-за потери самообладания. Если вы отнесетесь к пустыне спокойно и не испугаетесь, она для вас не опасна. Гибнут-то оттого, что поддаются панике. Человек может прожить день-два без воды, это его не убьет, лишь бы он не начал волноваться из-за этого. Да что тут говорить, я не хочу жить нигде в другом месте. Обратно в Айову меня не заманите ни за какие деньги».

Я хотел узнать о бедлендах [44] , так ли уж они непригодны. Проезжая по пустыне Пэйнтид, сказал я, я был поражен видом этой земли, казалось, она умерла навеки. Можно ли хоть что-нибудь получить от этих краев?

Он полагает, что немного: Эти земли могут оставаться такими же еще миллионы лет. При подобном химическом составе почвы развитие в ней органической жизни почти невозможно. «Но должен вам сказать, — добавил он, — по моему убеждению, существует тенденция развития и в другом направлении».