Что скажет доктор Рамси, когда Тереза умрет? Что он сможет сказать? Что я сошла с ума, если думаю, будто вуду могло ее убить? (Но я не стану ему рассказывать об этом.) Оно убьет! Я ее и пальцем не трону, как бы мне ни хотелось добраться до нее лично, своими руками выдавить жизнь из ее горла. Но нет, я уцелею. Вот главная радость. Сознательно убить Терезу и остаться жить! Истинный экстаз!
Завтра ночью. Пусть она насладится последними похождениями. Никогда она больше не ввалится ко мне, шатаясь и источая пары перегара, чтобы пересказать, до последней омерзительной подробности, все те непристойности, какими она занималась! Никогда больше она... Господи, я не могу ждать! Я воткну иголку в сердце куклы! Избавлюсь от нее навсегда! Будь ты проклята, Тереза! Будь проклята! Я убью тебя прямо сейчас!
Из записной книжки Джона Х. Рамси, доктора медицины
27 апреля
Несчастная Миллисента мертва. Домработница обнаружила ее этим утром, она лежала, скорчившись, на полу у кровати, держась за сердце, на окоченевшем лице отражалось потрясение и боль. Без сомнения, сердечный приступ. На теле никаких следов насилия. Рядом с ней на полу валялась маленькая тряпичная кукла с воткнутой в нее иглой. Бедняжка Миллисента. Неужели ей пришла в голову больная мысль избавиться от меня с помощью вуду? Я надеялся, что она мне доверяет. Но, с другой стороны, с чего бы ей мне доверять? Я ведь так и не смог по-настоящему помочь ей. Она была безнадежна. Миллисента Тереза Марлоу страдала от самого тяжелого случая раздвоения личности, какой я когда-либо имел несчастье наблюдать...
Стальной человек
Из здания вокзала вышли двое, таща за собой покрытый брезентом предмет. Они поплелись по длинной платформе, остановились у одного из последних вагонов и, наклонившись, с трудом подняли предмет и установили его на вагонной площадке. Пот катился по их лицам, а мятые рубашки прилипли к мокрым спинам. Вдруг из-под брезента выскочило одно колесико и покатилось вниз по ступенькам. Тот, который был сзади, успел подхватить его и передал человеку в старом коричневом костюме, что был впереди.
— Спасибо,— сказал человек в коричневом костюме и положил колесико в карман пиджака.
Войдя в вагон, они покатили покрытый брезентом предмет по проходу между сиденьями. Поскольку одного из колесиков не хватало, тяжелый предмет все время кренился на одну сторону, и человеку в коричневом костюме — Келли — приходилось подпирать его плечом. Он тяжело дышал и время от времени слизывал крошечные капельки пота, которые тут же снова появлялись на верхней губе.
Добравшись до середины вагона, они втащили предмет между сиденьями; Келли просунул руку в прорезь чехла и начал искать нужную кнопку.
Предмет тяжело опустился в кресло около окна.
— О господи, как он скрипит! — вырвалось у Келли.
Его спутник, Поул, пожал плечами и с глубоким вздохом сел в кресло.
— А ты что думал? — спросил он после минутного молчания.
Келли стащил с себя пиджак, бросил его на сиденье напротив и сел рядом с предметом.
— Ну что ж, как только нам заплатят, мы сразу купим для него все, что нужно,— сказал он и с беспокойством взглянул на предмет.
— Если нам удастся найти все, что нужно,— заметил Поул. Он сидел сгорбившись, худой как щепка — ключицы выпирали из-под рубахи,— и смотрел на Келли.
— А почему бы нет? — спросил Келли, вытирая лицо уже мокрым платком и засовывая его в карман.
— Потому что этого никто больше не производит,— ответил Поул с притворным терпением, словно ему десятки раз приходилось повторять одно и то же.
— Ну и идиоты,— прокомментировал Келли. Он стащил с головы шляпу и смахнул пот с лысины, обозначавшейся посреди его рыжей шевелюры.— Б-два — их же везде еще полным-полно.
— Так уж и полным-полно,— сказал Поул, положив ногу на предмет.
— Убери ногу! — рявкнул Келли.
Поул с трудом опустил ногу вниз и вполголоса выругался. Келли вытер платком внутреннюю сторону шляпы, хотел надеть ее, но передумал и бросил на сиденье.
— Господи, какая жарища! — сказал он.
— Будет еще похлеще,— заметил Поул.
Напротив них, по другую сторону прохода, только что пришедший пассажир кряхтя поднял свой чемодан, положил на багажную полку и, тяжело отдуваясь, снял пиджак. Келли посмотрел на него, потом отвернулся.
— Ты думаешь, в Мэйнарде будет похлеще? — спросил он с беспокойством.
Поул кивнул. Келли с трудом проглотил слюну. У него внезапно пересохло горло.
— Надо было нам хватить еще по бутылочке пива,— сказал он.
Поул, не отвечая, смотрел в окно на колышущееся марево, которое поднималось от раскаленной бетонной платформы.
— Я уже выпил три бутылки,— продолжал Келли,— но пить хочется еще больше прежнего.
— Угу,— буркнул Поул.
— Как будто после Филли во рту не было маковой росинки,— сказал Келли.
— Угу,— снова буркнул Поул.
Келли замолчал, уставившись на Поула. Лицо Поула казалось особенно белым на фоне черных волос, у него были большие руки, намного больше, чем нужно для человека его сложения. Но это были золотые руки. «Да, Поул один из лучших механиков,— подумал Келли,— один из самых лучших».
— Ты думаешь, он выдержит? — спросил Келли.
Поул хмыкнул и улыбнулся печальной улыбкой.
— Если только на него не будут сыпаться удары,— ответил он.
— Нет-нет, я не шучу,— сказал Келли.
Темные безжизненные глаза Поула скользнули по зданию станции и остановились на Келли.
— Я тоже,— подчеркнул он.
— Ну ладно, брось глупые шутки.
— Стил,— сказал Поул,— ведь ты знаешь это не хуже меня. Он ни на что не годен.
— Неправда,— буркнул Келли, ерзая на сиденье.— Ему нужен только пустяковый ремонт. Перебрать движущиеся части, смазать — и он будет совсем как новенький.
— Да-да, «пустяковый» ремонт на три-четыре тысячи долларов,— саркастически заметил Поул.— И детали, которые больше не производятся.— Он снова уставился в окно.
— Ну брось, дела не так уж плохи,— примирительно сказал Келли.— Послушать тебя, так это форменный металлолом.
— А разве не так?
— Нет,— с раздражением сказал Келли,— не так.
Поул пожал плечами, и его длинные гибкие пальцы бессильно легли на колени.
— Ведь нельзя же списывать его только потому, что он не первой молодости,— сказал Келли.
— Не первой молодости? — иронически повторил Поул.— Да это же совершенная развалина!