– К черту!
Попытавшись завести автомобиль дрожащими пальцами, Руслан понял, что надо успокоиться. Странно, никогда раньше, даже когда закрутило на скользкой дороге, его так не трясло…
Руслан вышел из УАЗа. Сейчас бы закурить…
– Не нервничай. – Юля подошла сзади и обняла за плечи. – Мы с тобой.
«Самая главная причина, чтобы нервничать. И самая главная причина, чтобы не нервничать еще больше».
– Папа, мама. – Аня открыла дверь и встала на подножке. – А что там за люди бегают?
– Где? – Руслан прислонил ладонь козырьком ко лбу.
Вдалеке вниз с холма бежал человек. Бежал отчаянно, как будто спасая свою жизнь. Упал, покатился по земле, вскочил, потеряв картуз. Бросился бежать опять.
Не успел.
Толпа, составлявшая, наверное, все население местной деревни, темным валом взлетела на гребень холма и набросилась на убегавшего. Захлестнула, затоптала.
– Аня, не смотри! – Руслан прикрыл рукой глаза дочки.
Убегавшего били. Убивали. Всей деревней. Топтали ногами, били палками, камнями.
– За что его так? – дрожащим голосом прошептала Юля.
– Так ведь конокрад, госпожа, – произнес за спиной масленый голос.
Юля взвизгнула и отпрыгнула в сторону.
– Кто вы такой? – злобно спросил Руслан подкравшегося со спины человека.
Невысокий, в возрасте, лет так пятидесяти – шестидесяти – борода почти вся седая, – в картузе с лаковым козырьком, красной подпоясанной рубахе под черным пиджаком, поперек живота бежала серебряная цепочка. Слегка запылившиеся сапоги с голенищами в крупную гармошку.
– Я-то? – сладко заулыбался человечек. – Прошу прощения.
Он скинул картуз, обнажив маленькую коричневую лысинку.
– Столбов Аркадий Петрович, торговец.
– Лазаревич, Руслан Аркадьевич. Моя жена Юлия, моя дочь Анна.
– Очень приятно. – Торговец зажмурился, как будто его угостили конфетой. – Руслан Лазаревич… Прямо-таки Еруслан Лазаревич, не в обиду будь сказано. Это не ваш ли транспорт будет, господин Лазаревич?
Столбов кивнул на машину.
– Мой.
– Где ж такие делают-то?
– В Америке.
– Америке, Америке… И быстро, – торговец осмотрел УАЗ, – он ездит?
– Быстро.
– Тогда мой вам совет, – Столбов посмотрел за спину Руслана, – садитесь в свое авто и езжайте как можно быстрее. А то, кажется, здешние мужички уже закончили топтать конокрада и могут заодно затоптать и нас с вами. Как ненужных свидетелей происшедшего смертоубийства.
Руслан оглянулся.
– В машину!
Двигатель завелся мгновенно.
– Почему они такие злые? – зябко поежилась Юля.
Нет, никто за машиной не гнался – видимо, не стали связываться с неизвестной конструкцией, а может, трезво оценили свои шансы догнать ее. Но самого зрелища зверской расправы хватило.
– Хе-хе, конокрад, госпожа Лазаревич.
Столбов поерзал на переднем сиденье. На самом деле – не бросать же человека на расправу!
– Ну и что? Он же не людей убивает, всего лишь коней ворует.
– Для крестьян конь – дороже. Для того чтобы человека сделать, нужно…
Столбов покосился на развесившую уши Аню.
– Ну вы сами знаете, что для этого нужно. А коня купить – денежки нужны, и немаленькие. Не каждый мужичок потянет, не каждый… Конь сейчас на рынке стоит рублей восемьдесят, когда у мужика за год и половины такой суммы свободной не наберется. Корова – и та пятьдесят рублей потянет. За три рубля коровку, хе-хе, не купишь, не купишь…
– А разве коровы, – вмешалась Аня, – не у всех крестьян есть?
В ее представлении крестьянки только тем и занимались, что доили коров и поили мужей в поле молоком из кувшинов. Причем пить молоко нужно непременно так, чтобы оно по подбородку текло.
– Откуда же они у всех возьмутся? – удивился заулыбавшийся Столбов. – Денежек-то не каждый напасет, не каждый. Кто работает да головой думает – у того и четыре, и пять коровок пасется. А кто только руками горазд – у того и земля уже давно пропита. Вот сами посмотрите…
Столбов чуть не прикусил язык на очередной кочке, но продолжал болтать:
– Сколько у крестьянина земельки? Десятин пять-шесть, хорошо – восемь-десять. Из них под пастбище – десятины две, самое малое, отдай. Сколько остается? Ну пусть восемь десятин. Засадил ее мужичок рожью. Собрал с каждой десятины сорок пудов, хе-хе. На хуторах-то поболе собирают, ну так там и люди работают… Собрал, значит, сорок пудов с десятины. Сколько это всего получится, доченька?
– Триста двадцать, – подсчитала Аня.
– Молодец, доченька, хорошо считаешь. Подрастешь – возьму к себе в помощницы.
Он подмигнул Руслану.
– Триста двадцать пудов. Из них – сто двадцать на посев отложи, а то на следующий год и того не будет. Уже осталось двести. Из них вычти по двадцать пудов на душу на прожитье – самое малое двадцать, если не хочешь лебеду есть. Если в семье душ пять – еще сто пудов в сторону. Сколько осталось? Сто. Повез он весь урожай продавать, а пшеничка, хе-хе, по рублю за пуд ушла. Сто рублей. Из них налогов рублей десять. Сколько осталось? Девяносто рублей. На весь год. А мужичку одежку купить надо? Надо. Мясо, молоко, сахар, табак, железо, соль, спички надо? Надо. Если кто родился или, не дай бог, помер, батюшке отдать за требы надо? Сколько там остается? Слезки. А тут конокрад лошадь свел. Мужичку, хе-хе, только и остается, что ложись да помирай: новой лошади он уже нипочем не укупит.
– А зачем мясо покупать? – удивилась Юля.
– Как зачем? А где ему мясо взять? Если свинья есть, так ее раз в год на Рождество колют. Откуда мяса на весь год? Вот и покупают, хе-хе, мужички…
– Так… – запнулась Юля. – Куры же есть, утки там. На охоту ходить можно.
– Куры, хе-хе… Куры, госпожа, тоже жрать, прошу прощения на грубом слове, хотят. А кто ж на них зерно будет тратить, если самому не хватает? Бегает пара-тройка курей, яйца несут, вот и весь сказ. И на охоту ходить некогда, да и некуда. Леса-то, хе-хе, свели… Мясо в горшке, госпожа, есть у того, кто работает, – Столбов снял картуз и постучал себя по лысине, – головой. Сейчас у каждого четвертого, куда ни глянь, и лошади-то своей нет, землю чужими лошадьми да сохами пашут…
– Сохами? – Даже Руслан удивился. В его представлении соха – что-то относящееся к Древней Руси, а выражение «Сталин принял Россию с сохой» – художественная метафора.
– Сохами, хе-хе, сохами. На один плуг железный – две сохи деревянные приходится. Про паровые плуги и вовсе разговору нет. Дай бог, если во всей России полтысячи наберется. С сельскохозяйственными машинами, – Столбов со вкусом выговорил длинное словосочетание, – знаете как дела обстоят?