Как смею я покушаться на подобное?
Но он представил себе Авернское озеро, где мир и покой родились из огня и серы. Нельзя отступаться, когда цель так близка.
Коридор протянулся на сотню ярдов в глубины под кратером. Вергилий утверждал, что путь к сивилле стократен, намекая на лабиринт, погребенный под этими руинами. То, что видно туристам, — лишь мизерная частичка истинного логова провидицы.
И все же Леопольд достиг конца туннеля и замешкался, прежде чем ступить в помещение, считающееся святая святых сивиллы. Остановившись на пороге, он оглядел резные арки и пустые каменные скамьи. Когда-то оно блистало великолепием, украшенное фресками и цветами. Вдоль стен были разложены прекрасные подношения. Цветы отдавали свое благоухание подземному воздуху. Фрукты дозревали и сгнивали здесь.
Напротив стоял ее резной трон — простая каменная скамейка.
Леопольд вообразил сивиллу, возвещающую отсюда свои пророчества, вообразил шорох листьев, которые якобы сопровождали ее прорицания, листьев, на которых она записывала свои видения будущего.
Несмотря на утверждения древних летописцев, Леопольд знал, что источник истинной силы заключается не здесь, а гораздо ниже. Сивилла избрала это место из-за того, что скрыто в самом сердце логова, чего-то такого, что она защищает от всего мира.
Пока отвага не покинула его, Леопольд ринулся через зал к трону, к арке позади него. Приблизившись к дальней стене, изучил узор, образуемый ее камнями. Потом, следуя указаниям Окаянного, нажал один за другим образующие силуэт кубка — древний знак, символизирующий именно эту сивиллу.
Как только он нажал последний камень, послышался хруст, и по стене, осыпая пыль, побежали черные трещины, обозначившие абрис двери. Леопольд знал, что есть и другие секретные пути в расположенный внизу лабиринт, но Окаянный недвусмысленно указал, что он должен пробираться к ней именно этой дорогой. Окаянный был знаком с сивиллой в другой жизни и узнал об этом ее святилище. Столетие за столетием он следил за ее перемещениями по планете, знал, что сейчас она пребывает здесь и, скорее всего, ждет их.
Леопольд толкнул дверь, и та открылась, со скрежетом проехавшись по камню. Но он остался на пороге, не отваживаясь ступить в ее царство без разрешения. Отступил обратно к трону и преклонил перед ним колени. Достал нож и порезал себе запястье.
Потекла темная кровь, позволяя благословению Христа воссиять в ней.
— Услышь мою молитву, о сивилла! — нараспев повел он. — Пробил час, дабы твое пророчество принесло плоды.
Он ждал на коленях, казалось, целые часы, но, скорее всего, прошли лишь считаные минуты.
Наконец, его острый слух уловил мягкие шлепки босых стоп по камню.
Он устремил взгляд за каменный престол в темный проем двери.
Полоска тьмы растаяла, проступил силуэт, и взору открылась безупречность темнокожей женщины, одетой в простую полотняную сорочку. Единственными ее украшениями были золотой браслет на плече и осколок серебра, висящий на золотой цепочке. Не то чтобы она нуждалась хоть в каких-то украшениях. Ее сумеречная красота пленила мысли Леопольда, разворошив даже греховные. Как мог устоять перед ней хоть кто-то? Она — воплощенная мать, возлюбленная, дочь, сама женственность.
Но не женщина.
Он не услышал биения сердца, когда она обогнула трон и уселась на него.
Она — нечто куда более великое.
Леопольд преклонил голову пред ее красотой.
— Прости меня, о Великая!
Он знал ее имя — Арелла, — но не решался воспользоваться им, находя себя недостойным.
— Мое прощение не облегчит твое бремя, — негромко промолвила она. — Ты должен сбросить его по собственному произволу.
— Ты же знаешь, что я не могу.
— И он прислал тебя вместо себя, не отважившись явиться лично.
Подняв глаза, Леопольд заметил в ее взоре глубокую печаль.
— Сожалею, моя благословенная госпожа.
Она тихонько рассмеялась, и этот простой звук сулил радость и покой.
— Я недосягаема для твоих благословений, поп. Но недосягаем ли ты для моего? Ты еще можешь отказаться от задачи, которую он возложил на тебя. Еще не слишком поздно.
— Не могу. Из пламени родится вечный мир.
Она вздохнула, будто укоряя дитя.
— Из пламени родится только погибель. Мир приносит только любовь. Разве не узнал ты этого от Того, кто благословляет самое кровь, что пролил ты на моем пороге?
— Мы лишь стремимся вернуть Его любовь обратно в этот мир.
— Уничтожив его?
Леопольд сохранял молчание и решимость.
Окаянный поручил ему эту миссию — и еще одну. Он чувствовал тяжесть изумрудного камня во внутреннем кармане сутаны. Ему придется обождать. Сначала надо завершить первый долг, как бы мучительно это ни было.
Он открыл свое лицо сивилле.
Должно быть, она прочла его непоколебимую решимость и с видом безмерной печали просто протянула руки.
— Тогда пусть начинается. Я не стану вмешиваться. Дети должны совершать собственные ошибки. Даже ты.
Ненавидя себя, Леопольд встал и связал ей запястья мягкими кожаными ремнями. В отличие от него, сивилла не была наделена сверхъестественной силой, чтобы сопротивляться, дать ему отпор. Источая кожей аромат лотоса, она грациозно встала на ноги. Леопольд же, взяв шнур, тянущийся от ее пут, на дрожащих от осознания собственной дерзости ногах двинулся обратно к темному проему двери.
Как только он первым переступил порог, сернистые миазмы, возносящиеся снизу, смыли деликатное дыхание лотоса. Сглотнув, Леопольд направился вниз, во тьму, к огню и хаосу места назначения.
Глава 30
19 декабря, 22 часа 18 минут
по центральноевропейскому времени
Стокгольм, Швеция
Он не может уйти…
Рун коснулся руки Эрин, но она почти не почувствовала этого.
— Мы должны покинуть это место, — голос его прозвучал будто откуда-то издали.
Сирены громко завывали со всех сторон.
Изумрудные бабочки упорхнули минуту назад, поднявшись по некоему беззвучному сигналу своего скрывшегося повелителя, оставив по себе лишь опустошение. От погибших почти ничего не осталось — одежда и обломки обугленных костей среди груд гнилой трухи.
Больше ничто их здесь не удерживает.
И все же Эрин продолжала льнуть к Джордану, не в силах покинуть его. Она не видела нужды уходить. Все пошло прахом. Первого Ангела забрали, Женщина Знания покинула их, переметнувшись к врагу, а Воитель Человечества лежит мертвым у ее коленей.