И все повторялось… Раз за разом, раз за разом; века проносились над разгоряченными головами, секунды счастья сливались в столетия.
Ник не думал о прошлом, потому что не помнил. Не было никакого прошлого. Были сонные темные годы. Владычица Зеленых Холмов заколдовала его на целую жизнь, а теперь вот разбудила, и все настоящее предстоит ему только сейчас, только с ней…
Аманда не думала о будущем. Ее будущее было рядом с ней, над ней, в ней — это ее мужчина.
Будущее слилось с настоящим, а все остальное не имело ни смысла, ни названия. Она чувствовала себя легкой и бестелесной, прекрасной и могучей, теплой и прохладной, и попадись ей сейчас точка опоры — перевернула бы мир одной лишь счастливой улыбкой.
Они не заметили, когда заснули, потому что и во сне не разомкнули объятий. И лишь под утро, перед рассветом Ник проснулся, разбуженный собственным тихим и счастливым смехом, испугался, что разбудит Аманду, — но она только замурлыкала во сне, как довольная жизнью кошка, потянулась всем телом, не просыпаясь, и теснее прижалась к нему.
Еще немного он полежал без сна, радостно ужасаясь собственному счастью, потом обнял Аманду, зарылся лицом в жасмин и лаванду — и заснул спокойным и живительным сном.
Что разбудило Ника Картера в семь часов утра, когда солнце еще только-только выползает на небо? Вероятно, то самое сто двадцать пятидесятое чувство, которым обладают только люди рискованных профессий. Предчувствие беды, которое иногда острее самой беды бьет по всем органам чувств.
Он открыл глаза, полежал, прислушиваясь, и быстро сел в постели. Наклонился, поцеловал Аманду в висок, и она проснулась — еще ничего не понимая, но и не паникуя.
— Что…
— Те! Давай быстренько одеваться.
— Умоюсь…
— По дороге умоешься. Или завтра. Потом, в общем.
— Ник, ты что-то услышал?
— Машины. Две или три. Едут от шоссе. Сейчас семь утра. Школьников в доме нет, магазинов и почты поблизости едут за нами. тоже. Скорее всего, Побледневшая и серьезная, Аманда быстро одевалась. Ник ее обогнал, теперь он стоял у окна и смотрел сквозь тонкий, но пестрый тюль на едва видимую в утреннем сумраке дорогу.
Оглянувшись и увидев, что Аманда уже собралась, он достал из кармана деньги, отсчитал несколько крупных купюр, положил на подушку. Аманда невольно улыбнулась.
— Здесь, наверное, за целый месяц проживания.
Он улыбнулся в ответ:
— Мы вчера ей всю воду вылили и нажгли электричества…
Она беззвучно рассмеялась и быстро поцеловала Ника в губы. Он был вынужден несколько раз глубоко вздохнуть — слишком близко еще была их ночь, их близость, их огонь…
В коридоре он преобразился. Аманда не узнавала его — Ник крался по скрипучим половицам совершенно бесшумно, грациозный и могучий хищник, матерый тигр в зарослях джунглей. На секунду ей стало страшно — уж больно очевидно был насторожен Ник, но потом она успокоилась и представила, что идет по канату над манежем.
Так они и прошли скрипучий коридор, спустились по лестнице, выскользнули на кухню, а там — через черный ход на тропинку, уводящую прочь от домика, в поля.
По полю пришлось бежать, но вскоре начался густой кустарник, за ним пролесок, и минут через двадцать после их бегства Ник счел, что можно передохнуть.
Сам он дышал, как паровоз, но Аманда даже не запыхалась. Впрочем, она все равно с удовольствием повалилась на мокрую от обильной росы траву и задрала ноги на ближайшее дерево.
— Ник, как ты ухитряешься не сбить дыхание? Ты учился специально?
— Я? Да я пыхтел на весь лес.
— Ты дышал глубоко, это верно, но дыхание не сбил, я и спрашиваю — как?
— Отстань, недобрая молодая нахалка. Я ведь гожусь тебе…
— Ник!
— В любовники.
Она засмеялась и шлепнула его по ноге.
— Куда мы теперь?
— На север. Если бы у нас была машина, мы бы доехали за несколько часов.
— У нас же есть деньги…
— Но совсем нет документов, а, кроме того, на всех дорогах наверняка стоят посты. Нам придется пробираться такими путями, на которых никто не будет нас ловить.
— Это какими же путями? Тайными тропами?
Ник Картер хитро ухмыльнулся.
— Нет, моя дорогая. Явными. Самыми явными, такими явными, что глаза режет. Автобусом до Лондона, оттуда поездом до Бирмингема, а там опять автобусом до Манчестера. Дома я раздобуду машину, и до Рочдейла домчим меньше чем за час. Хороший план?
Аманда опасливо передернула плечами.
— Наверное… А не слишком нахально?
— Нет. Они ожидают от нас, что мы будем прятаться. Слишком мы приметная пара, чтобы ломиться напролом. Никто из них этого не ждет.
— Откуда ты знаешь?
Улыбка Ника стала невеселой.
— Я же сам полицейский, девочка… Мне ли не знать, как они думают. Идем.
— Ник?
— Да?
— Я люблю тебя.
Он взял ее за руку, осторожно поцеловал жесткую, крепкую ладошку. И произнес тихо:
— А я не могу без тебя дышать…
Как ни странно, но до Манчестера они добрались без особых проблем. В Лондоне они едва не опоздали на поезд, поэтому даже и не особенно смотрели по сторонам. В Бирмингеме Аманда очень хотела в туалет, и они его долго искали, а потом купили Аманде дождевик в красный цветочек и зонтик для Ника — большой, черный и похожий на колпак, зато скрывающий почти все лицо.
Погода опомнилась, пришла в себя и поняла, что это все еще Англия, сентябрь, и вообще — солнцу сейчас не место на здешних небесах.
Дождь упал на окружающий мир серой завесой, размыл силуэты, и Ник с Амандой превратились в обычных обывателей, спешащих под дождем по своим делам.
Рейсовый автобус высадил их на автовокзале Манчестера, и Ник с минуту ошалело оглядывался по сторонам, словно стараясь найти кардинальные изменения, произошедшие с городом за время его отсутствия. Ему казалось, что он уехал сто лет назад.
Из забытья его вывел странно напряженный, но очень знакомый голос. Ник осторожно повернулся — и замер. Прямо перед ним стоял — с несчастным и сердитым видом, в шляпе (с ума сойти!) и с фетровым чемоданчиком в руке — комиссар полиции города Манчестера, его непосредственный начальник и давний приятель.
Они знали друг друга все двадцать пять лет работы Ника в полиции.
— Какого черта ты здесь делаешь, Картер?
Смерти моей желаешь?
— Босс, я…
— Заткнись и слушай. Значит, это и есть воровка международного класса?
— Босс, произошла ошибка…