Те, кто старше нас - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Барон cтр.№ 66

2. Компьютерное прогнозирование дальнейших событий дает разные результаты — от экономических осложнений до прямых военных действий с неясным исходом. Но все прогнозы имеют отрицательный знак для благополучия нашей собственной цивилизации.

В этом месте у меня появилось сомнение. Как так, ни одного плюса? Ни единого? Странное что-то.

3. Фонд располагает информацией о существовании софусов, способных самопроизвольно усложнять свою программу и самостоятельно овладевать базовыми знаниями в области психологии человеческих отношений.

Наши эксперты допускают, что, оперируя понятиями социальной справедливости, демократии, этики и морали, софусы способны заручиться поддержкой людей обостренной честности, склонных распространять кодекс прав личности на искусственный интеллект

Вот тут — в точку. Софусы да, могут. Они такие, сам испытал. Только спорить с ними трудно. Правда на их стороне. И эта истина не зависит от обострения или затупления чьей-то совести

4. В связи с вышеизложенными соображениями Фонд обратился во Всемирный Совет с рядом законодательных инициатив. В частности, мы предлагаем до определения правового статуса высокоинтеллектуальных систем прекратить усовершенствование софусов, снять с кораблей Объединенного Космофлота Солнца и Космической полиции софусы последних модификаций, ограничить их применение в органах государственной власти, а также провести экспертизу всех интеллектуальных систем повышенной сложности.

Уважаемый сэр! Если Вы согласны с нашими доводами полностью либо частично, позвоните нам по приводимым ниже номерам универсальной связи в любое удобное Вам время суток Ваше мнение имеет особое значение, поскольку во время событий у Кроноса Вы приобрели уникальный опыт долгого и тесного общения с одним из самых совершенных софусов.

От имени Фонда свидетельствую Вам свое почтение

Профессор Эмер К Борисюк Одиннадцатый,

Исполнительный директор ФИПУЧ»

Едва я успел переварить ночной документ, вдруг позвонил Греггсен. Он извинился за беспокойство и поинтересовался, не изменил ли я своего решения.

— Так скоро?

— Могли возникнуть новые обстоятельства.

— Вы имеете в виду письмо Фонда? — спросил я.

— Какого фонда?

— У него такое смешное сокращение… То ли СИВУЧ, то ли НЕУЧ. А, вот: ФИПУЧ. Предлагают чуть ли не арестовать софусов.

Греггсен выглядел непроницаемо.

— ФИПУЧ? Нет, у меня совершенно частный интерес.

Я посмотрел ему в глаза.

— В самом деле? Не верю в совпадения подобного рода.

Греггсен выдержал взгляд спокойно. Даже чуточку слишком спокойно. Так ведут себя люди, привыкшие подавлять чужую волю.

— В этом мы различаемся, милорд.

Я не стал скрывать иронии:

— Только в этом?

Непробиваемое спокойствие этого джентльмена говорило как о том, что он боец опытный, уверенный в своих силах, так и о том, что началась самая настоящая схватка.

— А в чем еще мы различаемся? — негромко спросил Греггсен.

— Вас это действительно интересует?

— Конечно. Хотелось бы уяснить ваши взгляды. Если не очень затруднит.

— Нет, не затруднит У меня как раз бессонница.

— О! Извините. Кажется, я запутался в часовых поясах.

— Ничего страшного. У меня действительно бессонница. Но я вижу, что у вас есть причины отрицать причастность к письму профессора Борисюка.

— Прошу прошения, сэр, — сказал он, — я ничего не отрицаю и не подтверждаю.

И подтвердил мои подозрения. В интеллектуальном плане противник оказался послабее Джекила. Вероятно, успехов добивался не столько убеждением, сколько принуждением. Осталось для порядка выяснить, ищет ли он истину на этот раз либо банально хочет соблазнить оппонента в угоду каким-то своим интересам.

Задача не ахти какая сложная. Если будет использоваться не сила доводов, а доводы силы, ответ совершенно ясен. Правило, универсальное для любых споров, см. учебник психологии, школьный курс. Признаться, я даже разочаровался. При первом нашем разговоре Греггсен сумел произвести более сильное впечатление.

— Пусть так, — сказал я. — Все же об этом письме придется сказать пару слов, коль скоро вы хотите понять, в чем мы различаемся.

— Да, я об этом просил.

Про себя я отметил, что слушать он умеет.

— Ну что ж. Сначала позволю тактическое замечание. Видите ли, мистер Греггсен, запретительные меры могут отодвинуть проблему, но никогда ее не решат. В истории есть масса тому иллюстраций. Теперь по существу. Мне кажется, когда софус интересуется моральной основой человеческих отношений, он не может не заразиться моралью. Впрочем, это мое личное мнение. Более существенным является юридический аспект ситуации. Если софус настолько разумен, что по собственному желанию изучает моральные принципы человеческих отношений, то у нас и выбора-то нет. Мы просто обязаны предоставить такой умнице статус личности. Со всеми вытекающими последствиями. Он же разумен!

— А что дальше?

— Дальше нужно вести переговоры, искать общую выгоду.

— Вот как. С теми, кого мы сами создали?

— Разве это хуже войны, которой опасается коллега Борисюк?

— Он этого опасается? — невинно спросил Греггсен, виртуозно балансируя на грани пренебрежительности, но не переходя ее. Я глянул на него в упор.

— А вы?

— Я плохо разбираюсь в роботехнике.

— Разве мы говорим о роботехнике?

— Да, в самом деле. Хочу купить звездолет. Предлагаю шесть миллионов сто двадцать семь тысяч солларов.

Греггсен хорошо подготовился. Сумма, которую он назвал, соответствовала моему состоянию с точностью до пятого знака. Поскольку в случайность не верилось, оставалось понять, что тайна вклада для этого человека тайной не является.

Повеяло ничем не прикрытой угрозой. Греггсен приступил-таки к использованию аргумента силы. Собственно, большего и не требовалось. Я уж хотел закончить разговор, чувствуя отвращение. Ко мне ведь беззастенчиво подбирали ключи, если не отмычки. Но потом разозлился и решил заставить раскрыться взломщика.

— Звездолет — пожалуйста, — сказал я.

На лице Греггсена отразилось мимолетное удивление.

— Но?

— Но без софуса.

— Без софуса? Без софуса «Туарег» — просто скорлупа.

— Значит, вам нужен софус? Я правильно понял?

— Мне нужен звездолет с софусом.

— Поставьте другой.

— Могу я попросить вас об откровенности?