— Спасибо, в этом нет необходимости, — сказал Иверсен. — Фрёкен Саландер…
Он на секунду сбился с мысли и не знал, как ему продолжать.
— Фрёкен Саландер, зачем вы сделали эту запись?
— Бьюрман меня уже однажды насиловал и требовал продолжения. Во время первого насилия мне пришлось сосать старого слизняка. Я думала, что последует повторение и я смогу обзавестись хорошим документальным подтверждением того, чем он занимается, и что мне удастся при помощи шантажа заставить его держаться от меня подальше. Но я его недооценила.
— А почему вы не заявили о жестоком изнасиловании в полицию, раз у вас имеется такое… убедительное доказательство?
— Я не разговариваю с полицейскими, — монотонным голосом ответила Лисбет Саландер.
Вдруг Хольгер Пальмгрен совершенно неожиданно поднялся из инвалидного кресла и заговорил четким голосом, опираясь руками о край стола:
— Наша подзащитная не разговаривает с полицейскими или другими представителями властей, а с психиатрами уж подавно, из принципа. Причина проста. Начиная с самого детства, она раз за разом пыталась говорить с полицейскими, социальными кураторами и разными органами власти, объясняя, что Александр Залаченко избивает ее мать. И каждый раз это оборачивалось для нее наказанием, поскольку государственные чиновники решили, что Залаченко для них важнее, чем Саландер.
Он откашлялся и продолжал:
— Когда же она наконец поняла, что ее никто не слушает, ей оставалось только попытаться спасти мать, применив к Залаченко силу. И тогда этот подлец, называющий себя доктором, — он показал на Телеборьяна, — составил сфальсифицированный судебно-психиатрический диагноз, объявив ее сумасшедшей, что дало ему возможность в течение трехсот восьмидесяти суток держать ее в клинике связанной. Черт его подери.
Пальмгрен сел. Иверсен, явно пораженный выпадом Пальмгрена, обратился к Лисбет Саландер:
— Может быть, вы хотите сделать перерыв…
— Зачем? — спросила Лисбет.
— Ну хорошо, тогда продолжим. Адвокат Джаннини, видеозапись обследуют, и я потребую технического заключения о том, что она аутентична. А пока пойдемте дальше.
— С удовольствием. Мне это тоже представляется крайне неприятным. Но правда заключается в том, что моя подзащитная подверглась физическому и психическому насилию, а также правонарушениям. И человеком, который несет за это наибольшую ответственность, является Петер Телеборьян. Он предал врачебную присягу, предал свою пациентку. Совместно с Гуннаром Бьёрком, сотрудником нелегальной группировки внутри Службы государственной безопасности, он состряпал судебно-психиатрическую экспертизу с целью изолировать неудобного свидетеля. Я полагаю, что данный случай является уникальным в шведской истории права.
— Это неслыханные обвинения, — сказал Петер Телеборьян. — Я всеми способами старался помочь Лисбет Саландер. Она пыталась убить своего отца. Совершенно очевидно, что с ней было что-то не в порядке…
Анника Джаннини не дала ему договорить.
— Я хотела бы обратить внимание суда на вторую судебно-психиатрическую экспертизу моей подзащитной, составленную доктором Телеборьяном. На экспертизу, озвученную сегодня в суде. Я утверждаю, что она содержит ложь, точно так же, как фальшивка девяносто первого года.
— Но это же…
— Судья Иверсен, не могли бы вы попросить свидетеля меня не прерывать?
— Господин Телеборьян…
— Я буду молчать. Но это неслыханные обвинения. Нет ничего удивительного в том, что меня возмущает…
— Господин Телеборьян, пока вам не задали вопроса, молчите. Продолжайте, адвокат Джаннини.
— Вот судебно-психиатрическая экспертиза, которую предоставил суду доктор Телеборьян. Она строится на так называемых наблюдениях над моей подзащитной, которые якобы имели место с момента ее перевода в следственный изолятор «Крунеберг» шестого июня и до окончания обследования пятого июля.
— Да, я именно так это и понял, — сказал судья Иверсен.
— Доктор Телеборьян, соответствует ли действительности то, что до шестого июня вы не имели возможности проводить тесты и наблюдать за моей подзащитной? До этого момента она, как известно, находилась в полной изоляции в Сальгренской больнице.
— Да, — ответил Телеборьян.
— Вы дважды пытались получить доступ к моей подзащитной в Сальгренской больнице. Оба раза вам отказали. Это верно?
— Да.
Анника Джаннини снова открыла портфель и достала какой-то документ. Она обошла вокруг стола и вручила документ судье Иверсену.
— Ага, — сказал Иверсен. — Это копия экспертизы доктора Телеборьяна. Что она доказывает?
— Я хотела бы вызвать двух свидетелей, дожидающихся за дверьми зала суда.
— Кто эти свидетели?
— Микаэль Блумквист из журнала «Миллениум» и комиссар Торстен Эдклинт из Службы государственной безопасности, отдел охраны конституции.
— И они ожидают вызова?
— Да.
— Пригласите их, — распорядился судья Иверсен.
— Это противоречит порядку, — заявил прокурор Экстрём, долгое время сидевший очень тихо.
Экстрём с ужасом понял, что Анника Джаннини просто-напросто уничтожает его ключевого свидетеля. Видеозапись уже нанесла сокрушительный удар, а теперь Иверсен, проигнорировав возражение Экстрёма, сделал знак охранникам открыть дверь. В зал вошли Микаэль Блумквист и Торстен Эдклинт.
— Я бы хотела первым допросить Микаэля Блумквиста.
— Тогда я попрошу Петера Телеборьяна ненадолго отойти в сторону.
— Вы со мной уже закончили? — спросил Телеборьян.
— Отнюдь нет, — ответила Анника Джаннини.
Микаэль Блумквист сменил Телеборьяна за кафедрой свидетеля. Судья Иверсен быстро уточнил формальности, и Микаэль под присягой пообещал говорить правду.
Анника Джаннини подошла к Иверсену и попросила дать ей на время судебно-психиатрическую экспертизу, которую только что ему вручила, потом передала эту копию Микаэлю.
— Вы раньше видели этот документ?
— Да, видел. Он у меня имеется в трех версиях. Первую я получил приблизительно двенадцатого мая, вторую — девятнадцатого мая, а третью, вот эту, — третьего июня.
— Вы можете рассказать, как к вам попала эта копия?
— Я получил ее как журналист от источника, чье имя я раскрывать не намерен.
Лисбет Саландер не отрывала взгляда от Петера Телеборьяна, который внезапно сильно побледнел.
— Что вы сделали с этой экспертизой?