— Это значит, что Залаченко убила «Секция».
— Убийство и самоубийство совершил человек, умирающий от рака. Гульберг пока жив, но врачи дают ему максимум несколько недель. У него после попытки самоубийства такие повреждения головного мозга, что он уже в принципе овощ.
— Именно он нес основную ответственность за Залаченко, когда тот перебежал в Швецию.
— Откуда вам это известно?
— Гульберг встречался с премьер-министром Турбьёрном Фельдином через шесть недель после прибытия Залаченко.
— Вы можете это доказать?
— Да, при помощи журнала посетителей Объединенной администрации министерств. Гульберг приходил вместе с тогдашним начальником ГПУ/Без.
— Который уже умер.
— Но Фельдин жив и готов об этом рассказать.
— Вы что…
— Нет, я с Фельдином не беседовал. Это сделал кое-кто другой. Имени назвать я не могу — источнику гарантирована анонимность.
Микаэль рассказал, как отреагировал Турбьёрн Фельдин на информацию о Залаченко и как он сам ездил в Голландию и беседовал с Янерюдом.
— Значит, «Клуб Залаченко» находится где-то в этом здании, — сказал Микаэль, указывая на фотографию.
— Отчасти. Мы считаем, что это некая структура внутри организации. «Клуб Залаченко» не может существовать без поддержки ключевых фигур всей службы, однако мы полагаем, что так называемая «Секция спецанализов» обосновалась где-то за пределами здания.
— То есть получается, что человек может числиться сотрудником СЭПО, получать в СЭПО зарплату, а на самом деле отчитываться перед другим работодателем.
— Примерно так.
— Тогда кто в этом здании работает на «Клуб Залаченко»?
— Мы пока не знаем. Но у нас есть несколько подозреваемых.
— Мортенссон, — предложил Микаэль.
Эдклинт кивнул.
— Мортенссон работает в СЭПО, а когда он требуется «Клубу Залаченко», его освобождают от обычной работы, — сказала Моника Фигуэрола.
— Как такое возможно чисто практически?
— Хороший вопрос. — Эдклинт слегка улыбнулся. — Вы не хотели бы начать работать у нас?
— Ни за что на свете.
— Я шучу. Но вопрос вполне естествен. У нас есть на подозрении один человек, но мы пока не можем подкрепить подозрения доказательствами.
— Послушайте, это должен быть кто-то, наделенный административными полномочиями.
— Мы подозреваем начальника канцелярии Альберта Шенке, — сказала Моника Фигуэрола.
— Вот мы и подошли к первому камню преткновения, — добавил Эдклинт. — Мы сообщили вам имя, но сведения не подкреплены документами. Как вы намереваетесь с этим поступить?
— Я не могу публиковать имя, не имея документации. Если Шенке невиновен, он подаст на «Миллениум» в суд за клевету.
— Отлично. Значит, договорились. Наше сотрудничество невозможно без взаимного доверия. Теперь ваша очередь. Что есть у вас?
— Три имени, — сказал Микаэль — Первые два были членами «Клуба Залаченко» в восьмидесятых годах.
Эдклинт и Фигуэрола сразу насторожились.
— Ханс фон Роттингер и Фредрик Клинтон. Роттингер уже умер, Клинтон сейчас на пенсии, но оба входили в ближайшее окружение Залаченко.
— А третье имя, — попросил Эдклинт.
— Телеборьян связан с человеком по имени Юнас. Фамилии мы не знаем, но нам известно, что он входит в «Клуб Залаченко» состава две тысячи пятого года. Мы даже подумываем, не он ли заснят вместе с Мортенссоном возле кафе «Копакабана».
— А в каком контексте возникло имя Юнас?
— Лисбет Саландер проникла в компьютер Петера Телеборьяна, и мы имеем возможность следить за корреспонденцией, показывающей, как Телеборьян плетет заговор при участии Юнаса таким же образом, как в девяносто первом году делал это при участии Бьёрка. Юнас дает Телеборьяну инструкции. И теперь мы подошли ко второму камню преткновения, — сказал Микаэль, улыбаясь Эдклинту. — Я могу подтвердить свои слова документально, но не могу передать вам документацию, не раскрыв источника. Вам придется верить мне на слово.
У Эдклинта сделался задумчивый вид.
— Может, какой-нибудь коллега Телеборьяна из Упсалы, — предположил он. — Ладно. Давайте начнем с Клинтона и фон Роттингера. Расскажите, что вам известно.
Председатель правления Магнус Боргшё принял Эрику Бергер у себя в кабинете, рядом с залом заседаний правления. Вид у него был озабоченный.
— Я слышал, что вы поранились, — сказал он, указывая на ее ногу.
— Пройдет, — ответила Эрика и, прислонив костыли к его письменному столу, уселась в кресло для посетителей.
— Ну, тогда хорошо. Эрика, вы проработали у нас уже месяц, и мне хотелось бы обсудить, как идут дела. Какие у вас впечатления?
Я должна поговорить с ним о «Витаваре». Но как? Когда?
— Я начала разбираться в ситуации. Имеются две стороны проблемы. С одной стороны, «СМП» испытывает экономические трудности и бюджет начинает душить газету. С другой стороны, в редакции «СМП» чрезвычайно много балласта.
— А положительных сторон нет?
— Есть. Много опытных профессионалов, знающих свое дело. Проблема в том, что имеются и другие, не позволяющие им работать.
— Со мной разговаривал Хольм…
— Я знаю.
Боргшё поднял брови.
— У него есть целый ряд соображений на ваш счет. Почти все негативные.
— Правильно. У меня тоже имеется целый ряд соображений на его счет.
— Негативных? Плохо, если вы с ним не можете сработаться…
— Я совершенно спокойно могу с ним работать. А вот у него со мной возникают проблемы.
Эрика вздохнула.
— Он доводит меня до бешенства. Хольм опытен и, без сомнения, один из самых компетентных руководителей информационного отдела, каких я встречала. Вместе с тем он мерзавец. Он плетет интриги и натравливает людей друг на друга. Я проработала в СМИ двадцать пять лет, но с такими руководителями прежде не сталкивалась.
— Чтобы справляться с работой, ему необходима твердая рука. Он испытывает давление со всех сторон.
— Твердая рука — да. Но это не значит, что он должен вести себя как идиот. К сожалению, Хольм является одной из главных причин того, что сотрудников почти невозможно заставить работать единой командой. Это просто какой-то человек-катастрофа. Он, похоже, считает, что его должностная инструкция предписывает ему править, разрушая.