– Знала, – не сразу ответила Ольга. – Григорий сам рассказал. Только не сказал, куда увез… А то бы я его нашла. А вы откуда все знаете?
– Шурка рассказала. Только она думает, что ты не знала.
– А я думала, что она не знает.
Игорь пошарил в углу балкона, нашел еще один раскладной табурет, уселся на нем рядом с Ольгой, обнял ее за плечи одной рукой, а другой обхватил обе ее тонкие холодные ладошки и прижал их к своей горячей щеке. Против обыкновения она не отобрала рук и не отстранилась. Оказывается, молодая весенняя радость вовсе и не умирала в нем, она просто спала где-то в своем укрытии в области солнечного сплетения, а теперь вот проснулась, высунула нос, захлопала голубыми наивными глазами… Заглохни, сказал Игорь своей молодой весенней радости. Ничего не происходит. Она просто расстроена, ей сейчас абсолютно все равно, кто ее обнимает… Ну да, ну да, робко согласилась молодая весенняя радость. Я ничего, я просто так. Я еще немножко побуду, ладно?
Муська заворочалась у него на плече, спрыгнула ему на колени и, переливчато мурлыкая, перебралась на колени к Ольге. Ольга высвободила одну руку из ладони Игоря и стала гладить котенка.
– И зачем ты за него вышла, – с досадой сказал Игорь и тут же спохватился, успокаивающе погладил Ольгу по плечу и виновато сказал: – Ой, извини. Это я не подумав ляпнул.
– Да я и сама потом думала… – Ольга подняла голову и глянула ему в лицо отсутствующими глазами, в которых отражалось все звездное небо. – Галка говорит, что сдуру. Решила, что Григорий на отца похож… У меня папа незадолго до этого умер. Он намного старше мамы был… На двадцать шесть лет. Когда они поженились, маме было двадцать два, а ему сорок восемь, представляете? И они очень любили друг друга, всю жизнь. Я знаю. Когда папа умер, мама осталась одна. То есть с нами, конечно, но все равно одна. Она мне рассказывала, как это страшно, когда одна… Как будто одна половина души умерла, а живая половина – это все равно только половина… Инвалид. И ей все время больно. И я все время боялась, что буду всегда одна. Ну, и вышла замуж. Я теперь думаю, что поэтому. Но тогда думала, что любовь до гроба… И все такое. Но все равно была одна. Только когда Шурка появилась – тогда не одна… Но потом – еще хуже… Я думала, что никогда больше ее не увижу. А потом мама погибла. А брат – чужой… Я ему не нужна. Игорь Дмитриевич, вы очень хороший человек. Я в молодости верила, что такие бывают, а потом как-то…
– В молодости… – смущенно буркнул Игорь. – И давно это было?
– Давно, – без выражения сказала Ольга и отвернулась. – Это было так давно, что уже и не правда. Целую жизнь тому назад. А теперь оказывается, что правда. Вы очень хороший человек, очень… И так все получилось с Чижиком, а если еще и Шурка приедет…
Ольга замолчала, глубоко вздохнув, и Игорь быстро сказал:
– Это почему – если? Обязательно приедет, ты не бойся.
– Я боюсь проснуться, – вдруг горячо зашептала Ольга. – Я боюсь: просыпаюсь – и ничего этого… ни Чижика, ни вас, ни Шурки, ни Муськи, ни квартиры… И я опять совсем одна. Ведь не может быть, чтобы все это на самом деле было, правда? Ведь на самом деле так не бывает…
– Посмотри на меня, – сказал Игорь.
Ольга качнула головой, и он выпустил ее руку, обхватил ладонями ее голову и осторожно повернул лицом к себе. Она зажмурилась, пряча от него полные звезд глаза, но звезды тут же поплыли из-под ее ресниц, в каждой капле слезы – все звездное небо.
– Не плачь, – шепнул Игорь, стирая пальцами с ее щек звезды. Потом осторожно подхватил ее, пересадил к себе на колени и обнял. – Не плачь, пожалуйста.
– Я никогда не плачу, – решительно сказала Ольга и зарыдала, уткнувшись лицом ему в грудь и вцепившись руками в свитер.
– Тише, тише, тише, – забормотал Игорь, крепко прижав ее к себе и укачивая, как ребенка. – Не плачь, Оленька… То есть поплачь, это ничего, это иногда нужно. Только ты не бойся ничего. Вот увидишь, все будет хорошо. И ты никогда не будешь одна. У тебя все будут – и Чижик, и Шурка, и Муська, и… я. Всегда. Ты ведь не против?
Ольга отчаянно плакала, давя всхлипы и дрожа, она ничего не ответила, скорее всего – просто не слышала его слов. Муська завозилась между ними, недовольно мявкнула и полезла на волю, путаясь в кистях ее шали.
– Вот видишь, – бормотал Игорь, совершенно не думая, что говорит. – И Муська со мной согласна. И все со мной согласны. Все-все-все… Вся наша большая дружная толпа. Я так думаю, что если всех подсчитать, нас будет даже больше, чем Калмахелидзе. А когда Шурку замуж отдадим, она нам еще нарожает… Ты только представь, сколько с тобой народу будет! И все свои. А ты говоришь – одна…
– Зачем? – Ольга замерла, не отрывая лица от его груди, и голос ее прозвучал глухо и от этого как-то особенно испуганно.
– Что – зачем? – не понял Игорь.
Ольга оторвалась от него, вытерла лицо шалью, глубоко вздохнула и сипло спросила, напряженно глядя ему в лицо:
– Вот это все – зачем? Вам какая от этого польза? От всей толпы? Вам разве это не мешает? Чужие… Думай обо всех… А потом – расход какой!
– Это как это чужие? – удивился Игорь. – Это почему вдруг чужие? Что-то я тебя не понимаю.
– А Инга Максимовна что говорит? – помолчав и повздыхав, спросила Ольга. – Она не против, что вы Шурку к себе перетащили?
– Вот уж кто не против, так это мать! – Игорь засмеялся, вспомнив, как мать азартно планировала светлое будущее нового члена семьи. – Ты, наверное, не знаешь… Мать сама всю жизнь всех своих к себе перетаскивала. Катерина Петровна – ее бывшая одноклассница, представляешь? Дружили в детстве очень, а потом жизнь развела. Но переписывались, перезванивались… Когда тетя Катя с мужем развелась, там у нее как-то плохо все получилось… Болела очень, потом дочка в аварию попала, поломалась вся. В общем – мрак. И денег никаких. Мать их обеих к нам перевезла. Потом постепенно все устроилось, все у них сейчас хорошо… А тетя Катя так у меня и осталась. И тетю Марину мать к себе забрала. Тетя Марина тоже ее давняя подруга. И тоже одна осталась с миллионом проблем. А Тамара – помнишь, бухгалтер у меня такой… э-э… колоритный? Тамара – племянница одной бывшей отцовской сослуживицы, она Тамаре вместо матери была, всю жизнь ей посвятила, а потом – инсульт, парализовало… В общем, Тамара сейчас с ней буквально нянчится. И деньги, конечно, летят. Где она еще столько заработает?.. А Саша Большой – сын двоюродной сестры первой жены второго мужа матери.
Ольга всхлипнула, опять уткнулась лицом в грудь Игоря и вдруг засмеялась.
– Ты что? – удивился Игорь. – Ну да, звучит, конечно, нелепо, но я все правильно сказал.
– Замечательно звучит, – сказала Ольга, и он ощутил сквозь свитер ее горячее дыхание. – Игорь Дмитриевич, вы правда хороший человек. И Инга Максимовна тоже. Очень, очень… Я ее просто люблю… Вы на нее похожи, знаете, да?
– Да, – согласился Игорь, опять забывая смысл слов, потому, что его молодая весенняя радость блаженно грелась в ее дыхании, а нос щекотали легкие, рассыпчатые пряди Ольгиных волос. – Я очень похож на мать… На отца я тоже похож… Он был замечательный… И на деда я похож. И даже, кажется, на бабушку… Они у меня все хорошими были… Оленька, у нас в роду никто никого не обижал. Никогда! Алкоголиков не было, больных не было, сумасшедших не было… Вполне приличные люди, не хуже других. Ой, что-то я не то говорю. Оленька, выйди за меня, а? Подожди, ты только не шарахайся сразу опять! Ты подумай. Ты надумаешь, вот увидишь… Я же не тороплю, я просто напоминаю! Нет, не просто… Ну как тебе объяснить?! Я точно знаю: ты обязательно должна выйти за меня замуж! Понимаешь? Это просто неизбежно!