Ольга ахнула, вскочила, пытаясь остановить Чижика, но Игорь Дмитриевич опередил ее, перехватил дочь на полпути, поднял на руки, посадил на сгиб локтя, а потом другой рукой вдруг притянул Ольгу к себе, обхватил за плечи и настойчиво придержал, почувствовав, как она пытается отстраниться.
– Правда, – сказал он, улыбаясь и глядя на Шуркину мать. – Такой мамы больше ни у кого на свете нет.
– Точно, – неожиданно сказала Шурка и шмыгнула носом. – Такой – ни у кого… Я даже раньше и не знала, что такие мамы бывают.
Ее мать помедлила, пожала плечами, отвернулась и пошла, бросив через плечо:
– Александра, мы тебя ждем.
Шурка стояла, вытянувшись, как струна, сжав кулаки и сверкая глазами, и из глаз этих выползали крупные медленные слезы.
– Шурка, не надо так, – тихо сказала Ольга, осторожно выскальзывая из-под руки Игоря Дмитриевича. – Ты же умница, Шурка… Зачем же ты с матерью так? Мы же столько об этом говорили… Ой, не реви ты, прости меня, напрасно я тебе сказала! Ты девочка уже большая, сама во всем разберешься.
– Во, па, видишь? – Анна хмыкнула и подчеркнуто удивленно повертела головой. – Все время буквально ревет и ревет. Сейчас смеяться будет.
И Шурка тут же засмеялась сквозь слезы, опять ‘вытирая ладонями глаза, быстро заговорила, откровенно разглядывая Игоря Дмитриевича:
– Вы – отец Чижика, правильно? Очень похожи, прям как две капли воды, это очень хорошо, такая примета есть: если дочка на отца похожа – счастливой будет. Чижик обязательно счастливой будет! Чижик, ты будешь счастливой, вот увидишь! Ты уже счастливая, может, ты этого еще не знаешь, но потом…
– Я знаю, – важно встряла Анна в поток Шуркиных слов.
– Конечно, знаешь, – тут же горячо согласилась Шурка и опять обхватила Ольгу за шею длинными тонкими руками. – С такой мамой кто хочешь счастливым будет. Оль, дай же ты мне адрес, наконец, а то опять потеряешься, где я тебя искать буду? Игорь Дмитриевич – вы ведь Игорь Дмитриевич, я правильно запомнила? Давайте визитку, я вам надоедать не буду, клянусь, я просто вашей жене писать буду… И звонить… Не очень часто, вы не беспокойтесь!
– Шурка! – Ольга беспомощно трепыхнулась в ее руках, пытаясь остановить этот поток слов. – Постой, замолчи на секунду, ты что-то совсем не то говоришь… Ты не поняла, все совсем не так…
Шурка выпустила ее из рук, отстранилась и испуганно вытаращила глаза:
– Да? А как? Чижик говорит: мама… Я думала…
– Оленька – моя мама, – упрямо сказала Анна. – Просто она не хочет с папой жениться. Но это ничего, может, она потом передумает. Я подожду. И папа подождет. Да, па?
– Да, – сказал Игорь Дмитриевич и опять уставился на Ольгу этим своим ожидающим взглядом. – Я тоже подожду, раз так надо.
Ольга отступила к скамейке и села – ноги ее не держали. И так все невозможно запуталось, не хватало только публичного выяснения отношений. Сейчас еще и Шурка вцепится в нее мертвой хваткой – вынь да положь ей все подробности… Она Шуркину мертвую хватку знает, с Шуркиной мертвой хваткой даже Галкина ни в какое сравнение не идет… Инквизиторша.
– Ну и ничего, – сказала инквизиторша, тихо садясь рядом с ней. – Может, даже и правильно. Я тебя могу понять… после всего этого, – она быстро глянула вслед родителям, и на ее полудетской мордашке на миг проступило какое-то не то брезгливое, не то циничное выражение. – Ты, Оль, главное – делай все так, чтобы тебе лучше было… Во, карандаш нашла. Где тебе мой адрес записать? Мы тут еще неделю будем, может, встретиться, а? Игорь Дмитриевич, вы не против?
– Мы тут у друзей, – сказал Игорь Дмитриевич, все еще не отрывая глаз от Ольги. – Может, мы у них и соберемся все? Как, Оленька, ты не против? Они очень хорошие люди, вам, Шура, они понравятся. Вот визитка, дайте-ка свой карандаш, я номер мобильника припишу.
Они говорили еще о чем-то, обменивались адресами, уточняли, когда и где можно встретиться прямо завтра, и как дозвониться до Калмахелидзе, и Анна что-то чирикала про дельфинов, а Ольга сидела, молчала, держала Шурку за руку и смотрела на Чижика. Анна напялила свои стопудовые очки и придирчиво рассматривала Шурку. Шурка наконец заметила очки Чижика и замолчала, открыв рот и забыв дышать. Потом заглянула Ольге в лицо и шепнула испуганно:
– Как твои, да?
Ольга молча кивнула, и они обе еще немного помолчали, а потом Шурка сказала, что ей пора, быстро клюнула Ольгу в щеку мокрыми детскими губами, неохотно поднялась и сразу быстро пошла прочь. Через несколько шагов остановилась, оглянулась и громко сказала:
– Оль, я тебя ни на минуту не забывала, честное слово. Анька, тебе повезло. У тебя все будет хорошо. Игорь Дмитриевич, вы хороший человек. Пока!
Несколько человек в толпе оглянулись на нее с недоумением и интересом, а она отвернулась и пошла очень гордой и независимой походкой, развернув узкие прямые плечи и высоко подняв голову. Совсем ребенок…
– Красавец какой… – Голос Игоря Дмитриевича вывел Ольгу из ступора. – Я таких красивых мужиков не видел никогда… Теперь понятно, почему ты за него пошла…
– Кто красавец? – не сразу поняла Ольга, проследила за его взглядом и искренне удивилась: – Это Шуркин отец, что ли, красавец? Ну и ну… Игорь Дмитриевич, да вы-то гораздо красивее.
И только увидев, каким растерянным стало его лицо, она поняла, что ляпнула что-то совершенно не то, и смутилась чуть не до слез, и хотела сказать, что имела в виду совсем не внешность, но это было бы и вовсе глупо, тем более что именно внешность она и имела в виду… Фу, как неловко получилось.
– Па, ты не веришь, что ли? – Анна похлопала отца ладошкой по щеке, обращая на себя его внимание. – Это буквально правда, ты красивее, чем Кощей Бессмертный.
Игорь Дмитриевич прижался головой к голове дочери и захохотал. И Ольга засмеялась с облегчением, и Анна хитро хихикнула в ухо отцу, а потом они услышали возмущенный галдеж целой толпы Калмахелидзе:
– Нет, как это понимать, слюшай? Мы их там ждем, ждем, а они тут развлекаются! Та шо ж таке робится? Батоно Игорю! Шо вы уси так смиетесь?
Игорь вытер глаза, обернулся к Калмахелидзе и радостно заявил:
– Братцы! Ольга и Чижик считают меня красавцем! Гораздо красивее Кощея Бессмертного! Можете себе представить?
– А шо, – согласилась Этери. – Я так можу.
И теперь уже захохотали все, а Ольга смеялась еще и потому, что она единственная совершенно точно знала, что ничего смешного тут нет, что это скорее грустно – как она может говорить о какой-то там красоте, как кто-то может вообще что-то там говорить о красоте, всю жизнь Григорий говорил ей, что она безобразна, ну, в лучшем случае – просто дурнушка, да и все остальные считали ее серой мышкой, просто не замечали, или откровенно жалели – до той минуты, пока она не сняла свои минус двадцать четыре… Ах, это же просто другой человек! С ума сойти! Кто бы мог подумать!.. И ведь все они думали, что делают ей комплимент. Нет, это не грустно, это просто глупо, это действительно смешно, и правильно все делают, что смеются, не плакать же, в самом деле…