— Я очень боюсь, Давид, — повторяла она.
В горле у нее пересохло, ей хотелось воды.
— Не беспокойтесь, миссис Гаррисон. Женщины при первых родах всегда переживают. Это вполне естественно, — заверила ее медсестра.
«Но я рожаю не первый раз!» — хотелось крикнуть Софии. Но до того, как она успела подумать о малыше Сантьягито, она уже тужилась, сжимая руку Давида. София готовилась к долгим схваткам, как в прошлый раз. Те роды были очень болезненными. Однако этот ребенок выскользнул из нее на свет больничных ламп с поспешностью пассажира, который стремится поскорее покинуть станцию отправления. Как только легкие младенца наполнились воздухом, в палате раздался пронзительный крик.
— Миссис Гаррисон, у вас родилась чудесная девочка, — сообщила Софии доктор, передавая малютку медсестре.
— Девочка? — слабым голосом переспросила София. — Девочка. Благодарение Богу.
— Все произошло молниеносно, — с трудом произнося слова, сказал Давид. — Молниеносно.
Сестра положила крошку, завернутую в белую муслиновую пеленку, возле груди Софии, чтобы она могла рассмотреть сморщенное красное личико своей дочери. Медсестра привыкла к тому, что отцы в этот момент ведут себя как дети, поэтому отвернулась, зная, как Давиду хочется сказать какие-то важные слова своей жене.
— Эта маленькая девочка, — прошептал он, вглядываясь в крошечное личико, — копия своей мамы.
— О Давид, если я так выгляжу, то могу поставить на себе крест, — пошутила София.
— Милая, ты настоящая героиня. Ты сотворила чудо. — Губы Давида дрогнули в улыбке, когда он взглянул на малышку, уже начавшую ерзать на руках Софии.
— Да, это чудо, — вздохнула она с восторгом, нежно целуя девочку в лоб. — Посмотри, она само совершенство. Какой у нее крошечный носик! Словно Бог забыл подарить ей его, а в последнюю минуту вспомнил и приделал вот такую пуговичку.
— Как мы назовем ее? — спросил Давид.
— Я знаю, как мы ее не назовем, — ответила София.
— Элизабет? — рассмеялся он.
— Как звали маму твоего отца?
— Онора... А как звали твоих бабушек?
— Онора. Пусть она будет названа в честь твоей бабушки, потому что и мне нравится это имя. Очень по-английски, — глядя на малютку увлажнившимися глазами, сказала София.
— Онора Гаррисон. Мне тоже это по душе. Моей матери это не понравится, потому что она ненавидела свою свекровь.
— Что ж, хоть что-то связывает нас, — сухо заметила София.
— Ни за что не подумал бы, что у тебя может быть что-то общее с моей матерью.
— Онора Гаррисон, ты будешь талантливой, остроумной и красивой. Ты возьмешь самое лучшее от нас, а мы будем любить тебя всегда-всегда.
Она улыбнулась Давиду.
— Скажи Доминик, что я хочу увидеть ее. Здесь есть человечек, с которым она должна непременно познакомиться.
После Доминик в палату к Софии нагрянули Дейзи, Антон, Марчелло и Мэгги. Они явились на второй день, нагруженные цветами и подарками. Антон пришел с ножницами, чтобы сделать Софии прическу, а Мэгги принесла с собой маникюрный набор и лаки, чтобы довершить красоту. Марчелло занял место на диване и застыл так, словно его собирались рисовать. Дейзи с восхищением посмотрела на кроватку для малышки, стоявшую рядом с Софией.
— Мы явились, как трое волхвов, — заметила Мэгги. — Принесли подарки малышке. Хотя, очевидно, мы не первые. — Она оглядела комнату, заставленную цветами.
— Но вас ведь четверо, — указала на диван София.
— Марчелло не в счет, — бросила Мэгги.
— Мы здесь, чтобы приветствовать молодую мамочку, — объявил Антон, приглаживая свои волосы. — Я лично не знаю, что такое роды, но однажды видел документальную съемку по телевизору, так меня это зрелище чуть не прикончило.
— Антон, не переживай, тебе ведь не придется пройти через эти муки, — ответила София, с удовольствием наблюдая в зеркале, как он колдует над ее волосами.
— Я могу только воздать благодарность Богу, потому что представить себе не могу все эти крики и вопли, — пошутила Мэгги, останавливая выбор на сиреневом лаке. — Что было бы, если бы мужчины рожали, пусть и такие, как Антон? Сколько шуму они бы наделали! Нет, давайте надеяться, что наука не дойдет до такого безобразия. Я бы не хотела дожить до такого открытия.
— Не надо сиреневым, Мэгги, лучше покрой бледно-розовым лаком, — сказала София.
— Натуральным? — возмущенно уточнила Мэгги.
— Да, я ведь теперь мама, — гордо произнесла София.
— Малышка покричит-покричит несколько недель, и ты начнешь вспоминать беременность как самое счастливое время. Я это знаю, потому что Люсьен меня едва не довел до безумия. Я ему чуть ли не воскресные обеды подавала в постель. Поверь, былая свобода будет очень манить, поэтому, когда захочешь сиреневых ногтей и зеленых волос, мы с Антоном придем тебе на выручку, правда, Антон?
— О, конечно, потому что люди в наше время такие скучные. Максимум, что они просят, это осветлить им несколько прядей. Но что может привлекать в нескольких осветленных прядях?
— А как ты? Наверное, вся еще чувствуешь себя разбитой после схваток? — поморщилась Мэгги. — Люсьен появился двадцать лет назад, а я все еще не могу прийти в себя. Тело меняется непоправимо. Это жестокая правда жизни. Вив обожал меня, пока у нас не родился Люсьен. После этого он начал оглядываться по сторонам и искать ту, у кого грудь более упругая и все на месте. Говорят, что ты приходишь в норму спустя некоторое время там — ты понимаешь, о чем я, — но со мной этого не случилось. От моего прежнего тела не осталось и следа. Раньше я могла нагнуться и коснуться пальцев ноги, а теперь я их даже не вижу. Наверное, это все из-за родов. Я готова во всем обвинить нашу прародительницу Еву. Если бы этот трусливый Адам первым отведал яблока, то мы не оказывались бы в таком положении, не так ли?
— Мэгги, не надо обобщать. София в прекрасной форме, — вмешалась Дейзи, одаривая свою подругу широкой улыбкой. — Как ты себя чувствуешь? Мэгги не напрасно нас пугала?
— Мэгги всегда немного преувеличивает, — ответила с улыбкой София. — Все прошло очень просто и быстро, если не считать того, что у Давида немного побаливает рука, за которую я ухватилась во время схваток. Однако я чувствую себя очень счастливой и гордой.
— А где же наш милый Давид? — спросил Антон. — Я всегда неровно дышал к этому красавчику. — Антон бросил взгляд в сторону Марчелло, который не шелохнулся с того самого момента, как они переступили порог палаты.
— Он придут позже. Бедняжка, он так растерян, — проговорила София.
— Она такая замечательная, — заметила Дейзи, заглянув в кроватку. — Похожа на маленькую мышку.
— Не надо называть ее мышкой, дорогая, всем мамочкам кажется, что их дети самые красивые на свете, а мышка... Очень сомнительно, — с упреком произнесла Мэгги. — Я считала Люсьена настоящим сокровищем, пока он не вырос.