Обладать - читать онлайн книгу. Автор: Антония Байетт cтр.№ 72

На тельце члены новые, покуда

Из оболочки лопнувшей наружу

Не выбьется махровый лоскуток,

Окрепнет, развернётся – и взовьётся

На палевых, или павлинооких,

Иль полосатых крыльях существо

С пятном, похожим на безглазый череп.

В окошке линзы представлялись пальцы

Дебелыми колоннами, и в помощь

Себе я инструменты смастерил:

Крючки, булавки, лезвия и шильца —

Не из металла, из слоновой кости,

Столь тонкие, что не вооружившись

Стеклом, не можно их и разглядеть.

Я их направил к средоточью жизни

У крохотных телец, к её истоку.

Мы ложно представляем устроенье

Общины в муравейниках и ульях.

Возьми того, кто в них монархом чтится,

К кому, сплетаясь, сходятся все нити

Забот вседневных: раздобыть, принесть,

Построить, напитать – кто вознесен

В своем мирке превыше всех сословий;

Возьми – и под оптическим стеклом

Вскрой органы, дающие рожденье,

Где, зачинаясь, вызревает жизнь,

Где образуется яйцо… Да, тот,

Кого ты мнил Монархом – Мать. К ней, к самке

Гигантских статей льнут со всех сторон

Сестрицы малорослые: подносят

Ей нектар, пестуют её потомство,

Ей служат повитухами, случится —

И жизни отдают за Королеву,

Без коей бы уже пресекся род.

Вот те глаза, что первыми видали

Яичник насекомого. Вот руки,

Что первыми его добыли. Вот

Ум гаснущий, что угадал законы

Метаморфоз, никем не оценённый.

Почётом не был взыскан я – ни дома

(Отец, гроша не дав, меня прогнал),

Ни средь таких, как я, врачей. Когда

Я, впав в нужду, решил было продать

Для фонаря волшебного картинки

С изображеньем опытов моих —

Кто из мужей учёных пожелал

Купить и этим, может быть, спасти

Собрание запёчатлённых истин?

Так стал я побираться. Пищей мне

Был чёрствый хлеб да горсть мясных обрезков,

Червями порченных – личинкой мух,

В чьё размноженье я вникал когда-то.

Тому сто лет великий Галилей

Изгнал из середины Мирозданья

Планету нашу и увидел въявь

Кружение светил, и место Солнца,

И обращение небесных сфер

В пространстве беспредельном, где весь мир наш —

Трава зелёная, снега вершин

И синева морских бездонных хлябей, —

Ничто как капля в гуще звезд кипящей.

Быть Галилею на костре, когда бы

Богобоязненный и вдаль глядящий

Мудрец от мыслей этих не отрёкся

И не отдался в руки богословов,

Чей ум совсем другим причастен тайнам.

Но усомниться в том, что человек —

Ось Мироздания – да разве это

Хула на Господа, Который чудным,

Неизъяснимым устроеньем в нас

Содеял разум и вселил стремленье

К познанию, но положил предел

Дням нашей жизни и покоит души

В приветном сумеречном беспредельи,

Когда, забыв решать загадки, мы

Угаснем в воздыханьях – как зачахнул

Над рассеченьем эфемер и мой

Усталый ум. Я изучил их облик,

Недолговечных сих живых пылинок.

Я годы жизни отдал существам,

Что и до вечера не доживают.

Когда перед глазами Галилея

Мерцали серебристые светила —

Не трепетал ли он, подобно мне,

Когда в стекле передо мной открылись

Не хладные красы небесной бездны,

Но буйный рой едва приметных тварей,

Окованных бронёю василисков,

Которые самим себе – как знать? —

Не кажутся ли – даже молвить страшно —

Тем микрокосмом, коим мнит себя

И Человек, чьей гордости тщеславной

Обидно бесконечность находить

И в крохотном, не только что в великом?

{Desunt cetera} [108]

Дом – это что?

Это крепкие стены,

Тёплый приют от студёных ветров.

Дом – это где ступают степенно

И отступают за шторы без слов.

А сердце – как мина: тук-тук, тук-тук.

А думы – как крик средь гардин и ковров.

И вдруг – стёкла градом из окон, вдруг —

Взрыв разносит и стены и кров.

Кристабель Ла Мотт

Они стояли на тротуаре и глядели на высеченную над террасой надпись: «Вифания». Светило апрельское солнце. Он и она смущённо сторонились друг друга. Трёхэтажный дом с подъёмными окнами был не дом, а игрушечка. В окнах – симпатичные шторы с ветвистым узором, крепившиеся резными деревянными колечками к медным прутьям. В окне первого этажа виднелся декоративный папоротник в белом керамическом горшке. На входной двери, выкрашенной в густой лиловато-голубой цвет, висел медный дверной молоток – изогнувшийся Дельфин. Розы стояли в бутонах, у самых ног раскинулось целое море незабудок. Между этажами в обрамлении кирпичей красовались лепные цветы подсолнечника. Каждый кирпичик дышал воздухом улицы; кладка, обожжённая ацетиленовыми горелками, промытая водой из струйных форсунок, словно лишилась кожи, и обнажилась сама плоть дома.

– Вот это реставрация, – заметила Мод. – Даже не по себе. Муляж какой-то.

– Как египетский Сфинкс из стекловолокна.

– Именно. Так и видишь внутри камин в истинно викторианском вкусе. То ли подлинный, то ли сооружён из обломков после сноса какого-нибудь особнячка.