Смута - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Бахревский cтр.№ 43

– Не круто ли?

– Понятливее будут, а то уж больно бестолковы.

Ушел довольный, мечтая пробудить Марину ласками.

В это время как раз менялась стража. Стрельцы, выставленные на ночь возле польских казарм, отправились домой. Покинула дворец рота Маржерета, сам он то ли болен был, то ли сказался больным, на службе его не оказалось.

Для своих думных дел поспешили в Кремль бояре. Первыми через Фроловские ворота прошли Василий Голицын и трое Шуйских, Василий, Дмитрий, Иван. Дверь во Фроловские ворота так и не закрылась более в тот день. Сразу за боярами хлынула толпа вооруженных людей. Ворота были заняты и отворены. Стража, побросав оружие, бежала в город.

– Вот уж одно дельце сделалось, – приговаривал Василий Шуйский, садясь в седло. – С Богом!

И поскакал через Красную площадь в Торговые ряды. Набат ударил сначала у Ильи-пророка, потом на Новгородском дворе, и пошел рокот, покатил по всей Москве так рьяно, с таким рыком, будто медведь на задние лапы встал.

Народ высыпал на улицы и, еще не зная, что и почему, тянулся на Красную площадь. А там уж кричали:

– Кремль горит! Литва царя убивает!

Поляки, вышедшие из своих домов и казарм, принуждены были защищаться и отступали обратно в дома.

Немецкая пехота построилась в боевые порядки, развернула знамена, но народ, вооруженный чем попало, загородил дорогу. Пришлось и немцам свернуть знамена и уйти в казармы.

Василий Шуйский успел облачиться в доспехи и теперь в латах, в шлеме скакал со своим дворовым полком через Спасские ворота. Все взоры были устремлены на него. В одной руке у князя сверкал обнаженный меч, в другой крест.

Спешился у паперти Успенского собора, приложился к иконе Владимирской Богоматери. Выйдя из храма, направил и крест и меч в сторону дворца.

– Идите и поразите злого еретика! Бог с нами! Бог оставил отступника!

И снова Дмитрий одевался как на пожар.

За Басмановым посылать не пришлось, встретились в дверях.

– Что за колокола такие?

– Не верил мне. А ведь вся Москва на тебя собралась! Кругом измена! Во дворце тридцать телохранителей – остальные все ушли. Спасайся, государь. Я задержу их.

Дмитрий выхватил бердыш у телохранителя Шварцгофа, ударил бердышом в окно. И, замахнувшись на толпу, закричал:

– Прочь! Все прочь! Я вам не Годунов!

Грохнул выстрел, пуля ударилась в подоконник и завизжала, как ведьма.

– Ступай к ним! Скажи им! – взмолился Дмитрий Басманову.

И тут в комнату вбежал, растопыря руки, здоровенный детина. Басманов рубанул его саблей по голове сверху, во всю силу, и развалил. Телохранители тотчас подхватили тело, выбросили в окно.

– Иду, государь! Иду! – сказал Басманов и бросил на пол окровавленное оружие.

Дмитрий смотрел на эту саблю, на кровавый след, оставленный зарубленным человеком, и впервые ему пришла в голову простая мысль: «А ведь и меня могут». Столько видел убитых, столько рисковал в жизни и ни разу, ни разу не подумал, что могут… его.

Нагнулся, поднял саблю. Сабля была тяжелехонькая.

21

Басманов вышел на Красное крыльцо один. Увидел Михайлу Салтыкова.

– Зачем ты сюда пришел? – спросил он его. – И Голицыны здесь?.. Здравствуй, Иван! Здравствуй, Василий! Ба! Татев! Вот и хорошо, что вас много. Удержите народ от безумства. Бунт и вас погубит. Вас самих. Коли не в первую, так во вторую руку. Царь милостивый. Он умеет прощать… Без государя волки по Москве будут рыскать, как у себя в лесу. Вы только подумайте: что станется с Россией без власти?

Говорил со всею страстью, со всею верой в справедливость своих слов и не видел, как за спину ему зашел Михайла Татищев.

– Иди-ка ты в ад со своим царем! – крикнул Татищев, по рукоять всаживая в Басманова засапожный нож.

Грохот ног на лестнице вывел Дмитрия из оцепенения, кинулся к спальне. Крикнул:

– Сердце мое, измена!

Большего он не мог сделать для жены. Чтобы что-то сделать, надо вырваться за стены Кремля.

Не выпуская из рук сабли, метнулся по комнатам, забежал в баньку. Окинул взглядом печь, каменку. Здесь не отсидишься. Промедлишь – смерть.

Потайными ходами пробрался в Каменные палаты. Палаты выходили окнами на Житный двор, место малолюдное. Отворил окно, положил на пол саблю, перенес через подоконник ногу, подтянул другую. И, прыгая, задел чрезмерно высоким каблуком каменный подоконник. Упал неловко, на одну ногу. В глазах сделалось темно.

Тем временем несчастная Марина, едва приодевшись, кинулась из покоев прятаться. Но куда? Прибежала в подвал, а слуги смотрят. Множество глаз. Вроде бы и участливых. Но не очень.

– Шла бы ты к себе! – сказал ей один сердобольный человек.

Марина побежала обратно. К дамам своим, к охране. А по дворцу уже метались искатели царя и царицы. Поток диких грубиянов подхватил ее, понес по лестнице, выдавил на край, столкнул. Она упала, ушиблась. Но никто не обращал на нее никакого внимания – не знали своей царицы. Она снова влилась в поток, и на этот раз ее вынесло на Верх. Зная дворец лучше, чем погромщики, Марина опередила их, забежала в свои комнаты. А рев зверя уже в дверях.

– Прячьтесь! Прячьтесь! – крикнул Марине ее телохранитель Ян Осмульский.

Марина стала за ковер, выскочила, озирая такие огромные, такие предательские, ясные по убранству покои. Ничего лишнего! И кинулась под огромную юбку своей величавой гофмейстерины.

Ян Осмульский один, с одною саблей, встретил толпу. Он убил двух или трех осквернителей царского достоинства и даже обратил толпу в бегство, но никто ему не помог. Алебардщики покорно сложили алебарды у ног своих. И он был убит. И растоптан.

– Где царица? – кинулись убийцы к Марининым статс-дамам.

– Она в доме своего отца! – был ответ.

И тут наконец-то появились бояре. Покои царицы были очищены от лишних любопытных глаз.

Марина вышла из своего удивительного укрытия. Ее отвели в другую комнату. Приставили сильную стражу.

Дмитрий очнулся от потока воды – на него опрокинули ведро, – увидел склоненные лица стрельцов. Это были новгород-северцы, те, что пошли за ним с самого начала.

– Защитите меня! – сказал он им. – Каждый из вас получит имение изменника-боярина, их жен и дочерей.

– Государь! Дмитрий Иванович! Да мы за тебя головы положим!

Стрельцы устроили из бердышей носилки и понесли государя во дворец.

А во дворце разор. Все грязно, повалено, брошено. Алебардщики без алебард, опускают головы перед государем.

«Господи! – взмолился про себя Дмитрий. – Пошли мне милость твою, я буду жить одною правдой! Я очищу душу мою перед тобою, Господи! Только не оставь меня в сей жестокий час!»