Смута - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Бахревский cтр.№ 42

Князь Василий Голицын нес царский скипетр, Петр Басманов – державу, невесту вела княгиня Мстиславская, жениха – невестин отец.

Посреди Успенского собора был водружен чертог с тремя престолами: государя – персидский, золотой; государыни – серебряный; и патриарший – позлащенный.

Началось священнодействие, с пением, с возгласами, молитвами. Святейший патриарх Игнатий возложил на Марину Животворящий Крест и бармы, а когда свахи сняли с ее головы венец невесты – диадему и царскую корону.

Началась долгая, полная литургия. Польские послы возроптали.

– За что нас наказывают?! – во весь голос, заглушая службу, воскликнул пан Гонсевский. – Можно ли столько стоять на ногах? Если царь сидит, то и мы должны сидеть! Мы представляем его королевское величество!

Дмитрий только головой покачал и послал князя Мстиславского сказать послам, что он, самодержец и цесарь, все службы слушает стоя, сегодня же сидит единственно ради коронования Марины.

Послы примолкли, но оба они, и Гонсевский и Олесницкий, громко рассмеялись, указывая пальцами на братьев Шуйских, которые ставили под ноги царю и царице скамеечки.

– Слава Богу, что мы подданные Речи Посполитой, где такой низости во веки веков не было и не будет! – не умеряя голоса, выкрикнул Гонсевский.

На него не оглянулись, ибо в тот миг совершалось еще одно замечательное действо: патриарх возложил на Марину Мономахову цепь, помазал миром и поднес причастие. Марина вдруг отвела от себя руку патриарха с ложечкою, полной крови Христовой.

Кажется, сами стены собора не сдержали вздоха и стона. Русские обмерли, а поляки захлопали в ладоши.

– Виват Марина! – радостно воскликнул Олесницкий. Через малое время служба наконец закончилась, но из храма вышли одни только поляки. Двери храма заперли, и патриарх Игнатий обвенчал Дмитрия и Марину по всем правилам русской Церкви. Вот теперь Марина приняла причастие и во всем была послушной, кроткой и даже робкой.

Таких пиров Москва не ведала. Весь Китай-город, Белый город, не говоря уже о Кремле, были пьяны и гоготали гоготом нерусским. Целую неделю шла гульба.

Не тем она была нехороша, что пушки палили, музыка гремела и пьяные паны занимали всю ширь московских улиц. Нехороша она была всяческим умалением русского государства, русского обычая и русского человека.

Русский человек хоть и помалкивал, не зная, как за себя заступиться, но обиду понимал и болел ею. И не той, что совершалась ради государственной хитрости, – эту можно растолковать и простить по природному своему великодушию, – а вот обида нечаянная камнем на сердце ложилась.

Ладно! На обеде в Грановитой палате царь Дмитрий сидел к русским боярам спиной, к гостям польским – лицом. Ладно! Посадили польских гусар в Золотой палате, и царь, придя к ним, провозгласил тост во славу польского оружия, пил чашу до дна и объявил, что жалует каждому гусару по сто рублей! Ладно! На пир в царицыных комнатах Марина снизошла пригласить только двух русских: Власьева и Масальского. Она и русским оказала милость, сделав пир для них, без поляков, и была в русском платье, ела русские блюда, пила русские меды. Ладно! То – двор. Вечная игра.

Но вот московские люди в первый день свадьбы пришли под окна дворца, чтобы порадоваться красоте и счастью новобрачной, звали ее выйти на крыльцо, а из дворца вышла стража и огласила великое царское слово:

– Довольно орать, прочь пошли!

Пьяные паны тискали на улицах женщин, тащили в свои дворы. До того распоясались, что выхватили из колымаги боярыню, и быть бы горчайшему бесчестью, если бы люди не отбили у наглецов несчастную. В набат ударили.

Гайдук Адама Вишневецкого пустил в ход оружие и ранил посадского человека. Пол-Москвы сбежалось ко двору царского родственничка. Грозились, но все же в дом не посмели ворваться. У Вишневецкого тоже было много людей, и все – солдаты.

Кремлевские обиды – утеха для злой памяти, из таких обид рождаются умыслы. Уличные обиды – обиды народу. Их не запоминают, за них бьют.

15 мая Дмитрий, устав от пиров, взялся дела разбирать. Принял польских послов, отдал новые распоряжения о походе. Выслушал тревожные сообщения Басманова о беспорядках в городе.

Снова объявился правдолюбец: обличал царя в еретичестве, называл расстригой. Дмитрий приказал пытать болтуна.

16 мая в субботу царь приехал на Конюшенный двор смотреть коней, отобрать себе для похода самых крепких и быстрых.

Солдат-немец, улучив мгновение, вместе с поводом подал царю записку. Дмитрий прочитал ее только через несколько часов, в Кремле. Записка была короткой: «Государь, побереги себя! Изменники назначили переворот на завтра, на 17 мая».

С тем же примчался Юрий Мнишек, он был так напуган, что не мог усидеть на одном месте и минуты.

– Вся Москва против нас! На базаре полякам не продают пороха и свинца. Передо мной к тебе приезжал Стадницкий со своим братом, сказать о том же, но их не пустили! Гроза не минует, если ее не предотвратить.

– Поменьше надо безобразить и не развозить по Москве свои страхи. – Дмитрий был спокоен, он улыбался. – Народ любит меня! Народ не даст меня в обиду.

– Народ и впрямь тебя любит! Но будь благоразумен, введи в город войско. – Мнишек подал зятю целую стопу челобитных. – Это все писано тебе. Твои доброжелатели называют изменниками – бояр.

– Я успокою всех захватывающим зрелищем взятия потешного города за Сретенскими воротами, – пообещал Дмитрий.

Как только Мнишек уехал, его спокойствие улетучилось, позвал Басманова.

– Охраны в Кремле – пятьдесят человек. Поставь на ночь еще одну роту. Но главное – надо выставить караулы перед казармами и домами поляков. Резни никак нельзя допустить. – И положил на плечи Басманова обе руки. – Кто? Кто из моих бояр самый опасный?

Басманов опустил глаза.

– Сегодня особо явно дерзил польским послам Татищев. – Я же говорил тебе! Приставь к нему соглядатаев. Будь тверд, Басманов. Пусть стража убивает на месте всякого, кто попытается проникнуть во дворец без зова. На месте!

Приказ этот был исполнен. Ночью в Кремле убили троих неизвестных.

20

Майская румяная заря заливала небо и землю. Пламенели как маков цвет и луковки и купола.

Марина во сне разметалась, сбросила одеяла, раскинула ноги и руки – так богатырски спят дети. Нежность дотронулась до сердца Дмитрия – и тотчас все тревоги встали перед ним.

Через минуту-другую он был одет. Поспешил к Басманову. Басманов ночевал в ту ночь во дворце.

– Все спокойно, государь, – сказал Басманов. – Забрело трое людей, их убили.

Дмитрий вышел на Красное крыльцо. Здесь государя ожидал Власьев.

– Надо приготовиться и подготовить наших гостей к завтрашнему потешному взятию Сретенской крепости. Да смотри, Афанасий, говори с послами твердо. Коли будут упрямиться, намекни, что войско собрано, а куда пойдет – то один государь знает.