Боярыня Морозова - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Бахревский cтр.№ 69

– Шесть лет осталось! – сурово изрек Потемкин.

– Ну какие шесть? – рассердился Ртищев. – Нынче от Рождества Христова 1658-й, 1666-й, стало быть, через восемь лет наступит…

– Хоть и через восемь. Неужто тебе не страшно? – схватился за голову Потемкин. – Неужто царю не страшно всю Русь погубить, весь народ?!

– Страшно, – сказал Ртищев, встал, подошел к ларцу, открыл, достал грамоту. – О благочестии не одни вы испытываете беспокойство. Вот сочинение Мелетия Смотрицкого «Тренос» – похоронный плач. Послушайте.

Встал возле окна, к свету, читал, сильно щурясь, но с ударениями на словах горчайших, а горчило от фамилий, означенных в том плаче.

– «Где теперь тот бесценный камень карбункул, блестящий, как светильник, который я носила в короне своей между жемчужинами, как малое солнце между звездами, – дом князей Острожских, который светил больше всех, других, блеском светлости старой веры своей? Где другие, также бесценные камни той короны, – славные дома русских князей, неоцененные сапфиры, бесценные алмазы: князья Слуцкие, Заславские, Збаржские, Вишневецкие, Чарторыйские, Пронские, Ружинские, Соломирецкие, Лукомские, Пузыны и другие бесчисленные, каких перечислять было бы долго? Где при них и другие неоцененные мои драгоценности? Знаю родовитые, славные, отважные, сильные и давние дома во всем мире известного доброй славой, могуществом и отвагой русского народа – Ходкевичи, Глебовичи, Кишки, Дорогостайские, Войны, Воловичи, Зеновичи, Пацы, Халецкие, Тышкевичи, Корсаки, Хребтовичи, Тризны, Горностаи, Мышки, Гойские, Семашки, Тулевичи, Ярмолинские, Чонгланские, Калиновские, Кердеи, Загоровские, Мелешки, Боговитины, Павловичи, Сосновские, Скумины, Потеи…»

Ртищев быстро прошел к ларцу и бросил в него грамоту.

– Все это были православные, славные, воистину древние русские роды. Ныне все они – католики, и только некоторые из них униаты… Иная жизнь прельстила – утонченное великолепие, иное платье – изысканное и шелковое, иные мысли – изощренные, без оглядки на пастырей… Случилось это не в наши дни. А все беды готовы на святейшего Никона взгромоздить.

– Те люди, что ты назвал, из Малой России, – дал отповедь Неронов. – Никон на Малую Россию, на Киев молится больше, чем на свою Иверскую икону.

– Антихрист! Антихрист! – вскричал Потемкин. – Иерусалим навострился на Русской земле строить. Иерусалим! Ему Христов Иерусалим мал и не надобен. У него будет свой, великий, а он в том Новом Иерусалиме сядет, как вавилонская блудница.

– Нехорошо так говорить, – покачал головою Ртищев. – Я вас не перекричу, но так говорить – не добра желать. Чем вы тогда отличны от гонителей своих, коли сами такие же гонители? Христос не таков был, не тому учил.

На следующий день, 21 января, в день преподобного Евфимия Великого и преподобного Евфимия Сянженского, Вологодского, Неронов стоял в Успенском соборе всенощную. Служил Никон: шла неделя о блудном сыне. Царь Алексей Михайлович тоже был. Многие великие люди были. Борис Иванович Морозов – свояк царя, Илья Данилович Милославский – тесть, Семен Лукьянович Стрешнев – дядя по матери… Может, и неспроста собрались, знали, что пришел в Москву кремень правды старец Григорий.

Никон в ту памятную службу приказал аллилуйю троить и прибавлять: «Слава тебе, Боже».

Только служба закончилась, подбежал Неронов к Никону и чуть ли не за грудки ухватил, пигмей – великана. Никон не только саном, но и ростом превосходил Неронова на полторы головы.

– До чего тебе домутить Россию?! – закричал Неронов на патриарха. – С кем ты советовал, от кого у тебя свидетельство троить аллилуйю? У нас в Великой России преподобный Ефросин Псковский много трудился, снискал об аллилуйе, у вселенских патриархов был. Дважды следует возглашать, но не трижды, не четырежды, как ты самовольствуешь.

– Твой Ефросин – вор, бляжий сын! – орлом всклекотал Никон на воробушка.

– Эка дерзость! Вот патриарх – отеческих святых и святынь хулитель!

Дюжие патриаршие дьяконы оттеснили Неронова от Никона, но его, кипящего праведным негодованием, на глазах у всего царева синклита обнял и расцеловал Семен Лукьянович Стрешнев.

Государь подошел к ним, хотел что-то сказать, но только нахмурился, а Неронов и царю отвесил тяжелехонькое словцо:

– Все терпишь, государь, Божьего врага? Сколько раз я тебе челом бил – довольно терпеть! Смутил враг всю Русскую землю! Твою царскую честь попрал. Уже твоей власти и не слыхать, от него, врага, всем страх. Кукую, кукую, а ты воском Никоновым уши залепил.

Щеки у царя налились краской, но не посмел на Неронова не только голоса возвысить – глаз не поднял. Отошел молча, в смущении.

А Неронов – впрямь воробушек – скок, скок, и нет его, упорхнул в свою пустыньку вологодскую.

В Москве о словах Неронова толки, шумы! Врагам Никона – радость, друзьям – огорчение. Московские колокола вся Россия слышит.

Снова явились к Неронову пустынножители монах Епифаний и белец Савва.

Русский человек не к деньгам тянется, не к золотому кумиру, но к нищей славе. Нищая слава русскому человеку – Иисус Христос.

Во время приема грузинского царя Теймураза Давидовича случилось малое происшествие, имевшее последствия невообразимые и до того громкие, что о них не забыли через триста пятьдесят лет и не забудут, покуда есть русская история, русские люди, православная Христова вера.

Во время прохода грузинского царя из Золотой палаты в Грановитую на пир окольничий Богдан Хитрово тронул палкой князя Дмитрия Мещерского – больно высунулся из толпы.

– Чего толкаешься, Богдан Матвеевич! – закричал князь. – Я сюда пришел не своей волей, не глазеть – по делу.

– Кто ты есть? – спросил Хитрово.

– Я – патриарший человек!

– Не больно дорожись патриархом! – укорил князя окольничий и хлопнул по лбу палкой. Шишка так и вспучилась.

Никон потребовал выдать Хитрово Мещерскому. Царь написал записку патриарху: «Все разберу и устрою по справедливости. Не за столом же мне суд творить, перед гостем срамиться».

Никон затаил обиду.

Грузинского царя отпустили домой в сентябре. Он просил послать в Кахетию тридцать тысяч конницы. Ему бояре отвечали:

– Великий государь рад бы тебя пожаловать, но у самого большая война. Лишнего полка днем с огнем не сыщешь.

– Воля его царского величества, – хмурился Теймураз Давидович. – Чаял я к себе государевой милости и обороны, для того сюда и приехал, а царь отпускает меня ни с чем.

– Как-нибудь проживи теперь в своей земле, а потом великий государь пришлет рать. Будь надежен без всякого сомнения!

– Коли сам я ныне милости не упросил и помощи никакой не получил, то впредь заочно ждать нечего.

Бояре снова вздыхали, руками разводили.