Орлеан - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Арабов cтр.№ 20

– Всё может быть, – ушел от ответа криминалист. – Решительно всё.

– Это тигр у нас лапу вчера поранил, она и накровила, а совсем не гражданка Битюцких, – объяснил Амаретто.

– Но ведь у тебя был мотив ее перепилить. Железный мотив. Битюцких была твоя любовница, об этом все знали, и она тебе надоела. И жена твоя, не к ночи будь помянута, закатывала в юрте истерику и била бубном себе по голове, разве не так?

– Это я в юрте живу, а не она, – поправил дядя Боря дознавателя. – Для жены я снимаю комнату в частном секторе. И потом… Да разве у меня только одна любовница, товарищ Неволин? – прошептал он интимно.

– …И карлицы? – поразился дознаватель от страшной догадки.

Здесь дядя Боря сделался пунцовым, хотя восточные люди если и краснеют, то краснеют изнутри, и этого никто не видит.

– Они сами… – пробормотал он. – Сами захотели, чтобы их распилили.

– Тысяча человек?!

Иллюзионист смолчал.

– Так… Надоела мне эта баланда! Собирай кровь и отдавай на экспертизу! – приказал Неволин криминалисту.

Тот поддел опилки специальным совочком и заложил их в целлофановый пакет.

– …Я сейчас… сейчас все покажу, не уходите, – засуетился иллюзионист. – Доставьте сюда реквизит! – распорядился он униформистам.

– Вася! – услыхал Неволин чей-то голос за спиной. – Василий Карлович!..

Дознаватель оглянулся. В глубине темных рядов как призрак оперы, как тень Командора стоял хирург Рудольф Белецкий. Под правым глазом у него краснел большой фингал, ссадина над бровью была заклеена пластырем.

Неволин подошел к нему и молчаливо подал руку.

– Есть проблема, Вася, – прошептал Рудольф Валентинович.

Василий оценивающе оглядел его. Заметил, что верхняя губа у хирурга тоже подмялась и сделалась похожей на кожуру примороженного граната.

– И у меня проблема, – пробормотал дознаватель на всякий случай, отсекая длинную и надоедливую исповедь.

Из-за кулис между тем униформисты выкатили на колесиках большой ящик с наклейками мест и городов, в которых якобы бывал дядя Боря Амаретто со своим заскорузлым аттракционом: Берлин, Ванкувер, Магадан, море Лаптевых… Иллюзионист вывел на арену длинноногую молодку неопределенного возраста и с неподвижным лицом потерянного навсегда человека.

– Гражданин начальник… Где вы? – спросил темноту дядя Боря.

Неволин помахал ему рукой из четвертого ряда, приказывая начинать.

– Дамы и господа! Мировой иллюзион!.. Перепиленная пополам женщина ходит, говорит, рожает детей и работает по двенадцать часов в сутки в цветочном киоске, получая за выход от хозяина триста рублей. А кто же ее перепилил, спросим мы? Сама жизнь и перепилила. В социальном и моральном аспекте. Но она сама виновата, эта женщина, она не чистила карму по Лазареву, не качала энергии из одного человека в другого, не занималась тантрическим сексом, не поднимала свою кундалини от паха к груди, не заботилась о мировом законе сохранения энергии, не читала «Гарри Поттера» и Акунина, ничего не слыхала о трансцендентальной медитации, не обращалась с просьбами к безличному богу, не ездила к Сай-Бабе за полным и окончательным просветлением, вообще никуда не уезжала из Кулунды, была дура дурой, такой, что даже ее и не жалко…

– Хватит! – крикнул ему дознаватель. – Начинай представление, пока я тебя не посадил!..

Дядя Боря приклонил свою голову к самой арене, переломившись пополам и задев лбом кровавые опилки. Подвел ту, которая не знала о трансцендентальной медитации, к ящику с ярлыками, запаковал ее, как сардину, и начал потихоньку пилить. Усы иллюзиониста были похожи на тронутые оттепелью сосульки, внутри груди что-то сладострастно всхлипывало. Чувствовалось, что, несмотря на подозрение, под которым он находился, ему было очень приятно ее пилить. Очень приятно, очень…

– Ко мне прицепился какой-то маньяк, – прошептал между тем Рудик в ухо Неволину. – Угрожает. Не отстает.

– Я так и понял, – ответил дознаватель, внимательно наблюдая за мимикой дяди Бори. – Ты стал похож на причморенного задрота.

– А кто такой причморенный задрот?

– Ну… я не знаю. Предположим, академик естественных наук или заведующий кафедрой какого-нибудь научно-исследовательского института.

– Ты хочешь сказать, что я теряю свой статус? – пробормотал с нескрываемым ужасом Рудольф Валентинович.

– Ну… не совсем, – уклонился в сторону Василий Карлович. – Если ты потеряешь, то мы поднимем. Он что, твой маньяк, вымогатель?

– Не похоже.

– Угрожает? Оружие у него есть? Нарезное, холодное?

– Да он и без него нарезает.

– Что именно?

– Сентенции, парадоксы.

– За парадоксы он ответит, – сказал Неволин, – и все афоризмы выветрятся из его дырявой головы, обещаю.

– Думаешь, можно привлечь?

– Я бы сам хотел сейчас прилечь, – согласился дознаватель, по-видимому, не расслышав последнего слова. – Но разве с моей работой приляжешь?

– Да, и я тоже тяну свою лямку, – ответил Белецкий, потому что, как и дознаватель, ослышался и слово «приляжешь» истолковал как «лямку».

– Тогда чего ты стушевался? Поговори со своим психом как мужик с мужиком.

– Я бы поговорил… Да он слова не дает ввернуть.

– То есть?

– Он знает обо мне всё, – объяснил Рудольф Валентинович обреченно. – Даже то, что отец мой раньше увлекался Хемингуэем и заставлял меня читать его по вечерам. Вот смотри. – Хирург открыл черную потрепанную книгу, которую держал у себя на коленях, и тихонько прочел на ухо дознавателю: – «Двадцать первого июля одна тысяча восемьсот девяносто девятого года в небольшом городке Оук-Парк, близ Чикаго, в семье доктора Кларенса Хемингуэя родился сын Эрнест. Мать, усердная посетительница молитвенных собраний, заставляла Эрни читать Библию и играть на виолончели. Отец – страстный охотник – подарил ружье и позволил учиться боксу…» Государственное издательство художественной литературы, Москва, тысяча девятьсот пятьдесят девятый год… – упавшим голосом докончил Рудик. – Предисловие к двухтомному собранию сочинений.

– А это здесь при чем? – не понял Неволин.

– А при том, что он нарядился под Хемингуэя. Ну знаешь, как раньше портреты висели в каждой квартире… Белый старик на черном фоне.

– …Прошу, убедитесь сами, дамы и господа! Женщина есть как понятие, но женщины нет как тела!.. – прокричал между тем дядя Боря и раздвинул перепиленный ящик в разные стороны.

На месте распила были заметны кровавые подтеки.

Дознаватель вскочил со своего места, оставив на кресле вмятины от ягодиц, и бросился на арену.

От распиленной девушки из ящика торчала одна голова. Эта голова сделала Василию Карловичу глазки и вытянула губы дудочкой, изобразив поцелуй.