На миг все замерли в неподвижности и молчании: лишь Катон протиснулся внутрь, подальше от холода и дождя, сбросил с облегчением свою поклажу и в довершение эффекта чихнул так мощно, что чуть ли не сложился вдвое, и этим разрушил заклятие.
— Это центурион Марк Лициний Катон. Продрог, бедняга. Ну так как насчет моего вопроса?
Трактирщик из-за прилавка поманил Макрона рукой.
— Командир, проходи, присаживайся, выпей вина. Только вот дверь надо бы закрыть.
Двое новоприбывших затворили дверь, отрезав непогоду, но сами, под молчаливыми взглядами прочих командиров, остались на пороге. С них стекала вода. Краешком глаза Катон приметил человека, поднявшегося из-за стола у дальней стены: тот торопливо направился к боковой двери и исчез за ней в темном коридоре. Хозяин заведения достал две чаши и аккуратно наполнил их из большого кувшина.
— Вот, пожалуйста. Проходите, угощайтесь, заодно и потолкуем: не стоит портить вечер другим посетителям.
Когда Катон и Макрон устроились за стойкой, хозяин кликнул одного из своих рабов, и из соседней комнаты выбежал, растирая глазенки, чтобы прогнать сон, тощий узколицый мальчишка.
— Возьми поклажу командиров и отнеси в комнаты. Потом вернешься за их плащами: их надо будет высушить. Шевелись!
Мальчишка-раб покорно кивнул, обогнул прилавок и поспешил к оставленным у дверей узлам. Под взглядом Катона он, напрягшись, взвалил поклажу себе на спину и, пошатываясь, удалился.
— Так вот, командир, — промолвил трактирщик, обращаясь к Макрону, — чтобы выпивать в моем заведении, нужно вести себя прилично, понятно? В противном случае я буду вынужден попросить тебя уйти.
— Попросить-то ты можешь, — промолвил Макрон со сладчайшей улыбкой. — Но почему ты думаешь, будто я тебя послушаю?
Не отводя взгляда от Макрона и не озираясь, трактирщик позвал:
— Урса!
Дверной проем примыкавшей к залу кладовки заполнила огромная фигура, светловолосая голова поднырнула под притолоку, а когда гигант, ступив внутрь, выпрямился, казалось, что его макушка достает до стропил. По бокам свисали огромные ручищи, туника обтягивала бугрящийся мышцами торс.
— Да, хозяин.
— Постой здесь, пока я беседую с командирами.
Урса кивнул и перевел взгляд на двух центурионов за стойкой, подозрительно сузив глаза. Трактирщик снова обратился к Макрону:
— Если я попрошу уйти, ты уйдешь. Понятно?
— Абсолютно, — кивнул Катон.
Макрон бросил на него неодобрительный взгляд и снова повернулся к содержателю заведения.
— Ладно. Так как насчет возка?
— Принадлежит старшему командиру. Он едет на север. Если хочешь узнать больше, можешь поговорить вон с теми ребятами. — Он указал на стол, из-за которого, как приметил Катон, только что встал и ушел человек. Остальные трое пристально смотрели на двух центурионов. — Поговори с ним, это сколько хочешь, но чтобы без глупостей. Иначе я велю Урсе выставить тебя взашей.
— Все понятно, спасибо за выпивку, приятель. Пошли, Катон.
К тому времени, когда они двинулись через зал, напряженное молчание уже разрядилось, и помещение вновь заполнилось обычным для таких заведений хмельным гомоном и гулом. Макрон подошел к указанному трактирщиком столу и кивнул сидевшим за ним людям:
— Добрый вечер.
Те кивнули в ответ.
— Может, потолкуем, а? Вы не против, если я поинтересуюсь, кто вы такие? И на кого работаете?
Люди за столом переглянулись, потом один из них прочистил горло:
— Уважаемый, мы не вправе это обсуждать.
— Позвольте мне самому попробовать догадаться. — Макрон склонил голову набок, оценивающе присматриваясь к собеседникам. — Для простых легионеров вы слишком хорошо одеты. И слишком боитесь драки, чтобы быть кем-нибудь, кроме преторианцев. Ну что, я угадал?
Один из компании кивнул и быстро заговорил:
— Да, командир. И ты знаешь порядок: без приказа мы не можем поднять руку на старшего по званию, пусть и из легионов. За это можно головой поплатиться.
Макрон улыбнулся.
— А что, если мы просто выйдем наружу и разберемся без всяких там чинов и званий: мы двое против вас троих? Уладим это недоразумение?
— Да какое недоразумение, командир?
— А вот это, — Макрон указал на измазанную грязью тунику. — Это память о канаве, в которую нам пришлось свалиться, чтобы не угодить под копыта одной компании, мчавшейся сломя голову по Фламиниевой дороге этак пару часов назад.
Глаза преторианца расширились: он припомнил происшествие на дороге.
— О, командир, мы приняли вас двоих за бродяг. Конечно, я приношу извинения. Надеюсь, все улажено?
— Еще нет. До тех пор, пока ты и твоя компания не согласитесь разобраться с этим, как мужчины.
— Разобраться с чем, центурион?
Голос донесся из дверного проема, ведущего в темный коридор. Макрон и Катон обернулись, но увидели лишь смутную, в тенях, фигуру. Говоривший выдержал паузу, потом продолжил:
— Ну и ну, до чего, однако, мир тесен! Надеюсь, ты согласен с этим, центурион Макрон?
— Вителлий, — выдохнул Макрон.
— Он самый.
Издав легкий смешок, Вителлий выступил вперед, на свет. Преторианцы вскочили так стремительно, что лавка, которую они оттолкнули, заскрежетала по полу.
— Но я предпочел бы слышать, как ты обращаешься ко мне не по имени, а сообразно чину: мне не по нраву, когда нарушают субординацию. Ты, наверное, это помнишь.
— Так точно… командир.
— Вот-вот. Точно.
Вителлий смерил центуриона холодным взглядом, после чего в четко рассчитанный момент на его губы вернулась улыбка.
— Но как я понимаю, ты хотел поговорить со мной. Из-за происшествия с моей повозкой.
— С твоей?
Катон удивленно поднял брови.
— Да, с моей. Привет и тебе, центурион Катон. Рад видеть вас обоих, как в старые времена. Нам непременно нужно выпить. Хозяин!
— Да, почтеннейший.
— Подай вина, самого лучшего. И три кубка. Настоящих кубка, понял?
— Да, почтеннейший.
Вителлий махнул рукой своим охранникам:
— Оставьте нас наедине. И проследите, чтобы моей беседе с друзьями никто не помешал.
Преторианцы салютовали ему и пересели за другой стол неподалеку, но не настолько близко, чтобы это позволило им подслушать разговор их господина с центурионами.
— Прошу садиться, — молвил Вителлий, указывая на освободившиеся места.
Макрон покачал головой.
— Спасибо, командир, но…