Каким образом из шаманства Макара вытекало решение задачи,
Сергей не понимал, но зато не раз видел, к каким результатам приводила эта
бессмысленная на первый взгляд работа. Все образы, которые Илюшин выуживал из
своей головы, он набрасывал на бумаге, и в какой-то момент из них складывалась
картинка, в которой смешные человечки стояли на своих местах, и ни одного из
них нельзя было сдвинуть, чтобы не изменился весь сюжет целиком. Сейчас Бабкин
понимал, что основой идеи Макара являлась нарисованная под человечками длинная
собака, но что она означает – не знал. Красько не упоминала о животных, а что
модифицировало в таксу илюшинское воображение, догадаться было невозможно.
Через час на столе лежал второй лист с корявыми существами,
изображенными Макаром. Бабкин пригляделся, и в вертикально нарисованной крупной
гусенице с шарфом вдруг явственно распознал Вениамина Рощина. Никакого сходства
не было и, учитывая способности Илюшина к рисованию, быть не могло, но при
взгляде на гусеницу, чуть заваливающуюся набок, сразу становилось очевидно –
это именно Веня, и никто другой. Под гусеницей Макар вывел нечто совершенно
невнятное, вроде ковра-самолета со значком доллара, а под ним пошли и вовсе
неразборчивые рисунки.
«Опять отрабатывает тех, с кем мы встречались, – понял
Бабкин. – Либо пытается совместить старую информацию с недавно полученной».
Но вторая гипотеза была неверна, Сергей сам знал: в таком случае Илюшин
вписывал бы старых персонажей на один лист вместе с новыми. Если он этого не
сделал, значит, вернулся к прежним версиям.
Тем временем Илюшин засунул фломастеры в коробочку, оставив
под рукой только черный, и посмотрел на Сергея.
– Все, – устало сказал он, планомерно
переворачивая каждый лист вниз рисунком или текстом. – Перерыв. Не совсем
безрезультатно, конечно, какие-то зацепки есть… Вот эта девочка, про которую
тебе Красько рассказывала, – Илюшин, не глядя, безошибочно вытянул нужный
ему лист с записями Бабкина, – поначалу работала со Стрежиной, а потом
перешла в отдел к юристам – так вот, она знакома с Вениамином, я готов за это
ручаться на девяносто процентов. Но Рощин нам о знакомстве не сказал.
– Как ты это вывел? – недоверчиво спросил Бабкин.
– Неважно, – отмахнулся Илюшин. – Поверь мне
пока на слово. Но их знакомство может быть полной случайностью. Да я, честно
говоря, уверен, что так оно и есть. Имеется еще пара дорожек, возможно, ведущих
к Стрежиной. Но они совсем узенькие, Серега, могу признаться откровенно. –
Он оз??боченно взглянул на часы. – Что-то наш информированный фээсбэшник не
звонит. Не вздумал бы он сдать нас Коцбе раньше, чем продаст сведения о нем.
– Давай я тебе кофе сварю, что ли? – предложил
Бабкин, стараясь скрыть глубокое огорчение и растерянность от того, что первый
раз метод Макара не принес никаких плодов. – Или пиццу в духовку
запихнуть?
Тот глянул на него и усмехнулся:
– Нет, Серега, спасибо, не надо. Сейчас отдохну и еще
одну вероятность проверю. Как ты сам насчет пообедать?
– Попозже. Во-первых, хотел главу дочитать. – Он
махнул книжкой. – Неплохое чтиво оказалось, ты был прав.
– А во-вторых?
– Сейчас свяжусь с парнем из отдела, который в курсе
расследования дела Липатова. Может быть, они что-то накопали.
Сергей не стал признаваться, что должен был позвонить еще
накануне, но увлекся версией с причастностью к исчезновению Стрежиной Вениамина
Рощина и совсем забыл о Липатове. В глубине его души держалась стойкая
уверенность, что в такого рода преступлениях исполнителя можно найти только в
том случае, если его сдадут организаторы, либо по нелепой случайности. Для
исполнителя нелепой, для оперативников – счастливой. Такие подарки судьбы
иногда падают с неба, и за время работы оперативником Бабкин не раз имел
возможность убедиться в этом. Но что-то ему подсказывало, что на сей раз
подарков не будет.
– Позвони, конечно, – встрепенулся Илюшин. –
Может, мы с тобой, как два идиота, зря головы ломаем!
– Сомнительно, – пробурчал Сергей.
Он набрал номер, пока Макар возвращал голос домашнему
телефону.
– Серега, здорово! – рявкнул ему в ухо бывший
коллега. – Прям только что тебя вспоминал! Ну что, слушай сюда…
Две минуты Бабкин с оторопью вникал в то, что оживленно говорил
ему собеседник. Вернувшийся в комнату Илюшин мгновенно понял, что появилась
новая информация, и сел на край дивана, жадно прислушиваясь к разговору. Но из
отрывочных реплик Сергея он ничего не понял. Наконец Бабкин попрощался,
поблагодарив приятеля, но таким странным голосом, что Макар понял: новости не
сулят ничего хорошего.
– Что случилось? – живо спросил он, едва Сергей
нажал на кнопку отбоя.
– Нашли виновника происшествия, – медленно ответил
тот, – правильнее сказать, виновницу. Девица выезжала из гаража на
собственной машине, ударила по газам вместо того, чтобы нажать на тормоз,
машину занесло, и она сбила Липатова. Перепугалась, уехала. Обнаружили ее
позавчера, когда стали повторно опрашивать владельцев гаражей – тех, что рядом
с липатовским. Нервишки у девицы и так были расшатаны, а когда она второй раз
увидела оперативника, то решила, что все о ней узнали. Впала в истерику и сама
все выложила. Машину осмотрели, улики ее рассказ полностью подтверждают.
– То есть как… – протянул Илюшин. – Ты хочешь
сказать…
И замолчал. Бабкин не стал ничего говорить, поскольку
объяснять было нечего: Макар и сам все прекрасно понял. Если Липатова сбили
случайно, значит, все их построения разрушены, ибо были неверны изначально.
Никто не пытался убить человека, который мог поднять шум из-за исчезновения
Стрежиной; никто не нанимал стремительного киллера на машине; никто не
обдумывал, убрать ли исполнителя. Не было исполнителя, а была глупая девица,
купившая права так же легко, как и машину. Глупая девица с плохой реакцией,
сбившая соседа по гаражу и в панике уехавшая с места происшествия. Вот и все.
– Пообедать пора, – безразлично сказал Макар,
поднимаясь с диванчика и вспоминая, в какой камере морозильника лежит пицца.
Глава 14
Виктория Стрежина. Остров
Солнце опускалось в океан, и с того места, где сидела Вика,
вода казалась такой плотной, словно по ней можно было добежать до солнца.
Плотной и золотистой, а рядом с островом – глубокой черно-синей, густой. Вика
сказала себе, что немногим выпадает счастье умереть в таком красивом месте, а
потому ей грех жаловаться на судьбу. Собственно, она и не жаловалась. Скорее,
ей было смешно. Проделать такой путь, не утонуть по дороге, сохранить остатки
съестного…
И выяснить, что остров необитаем.
Проснувшись на следующее утро, она долго выбирала место и
наконец нашла. Как раз такое, какое и требовалось: достаточно высокое, чтобы
видеть океан, и закрытое с одной стороны скалой от ветра. К вечеру она начала
зябнуть, а горло опять заболело. Впрочем, теперь мысль о больном горле Вику не
обеспокоила, а лишь развеселила. Последнюю банку тушенки она доела накануне, и
теперь пустая банка, вылизанная дочиста, валялась под деревом в двух шагах от
Вики. Там же лежала бутылка, в которой больше не было воды.