Принцесса и чудовище - читать онлайн книгу. Автор: Роман Афанасьев cтр.№ 34

Сигмон растер ладонью шею, разгоняя застоявшуюся кровь, и подбодрил своего нового скакуна каблуками. Тот грозно засопел, но сорвался с места в галоп, словно надеясь согреться на бегу. Копыта Ворона били в мерзлую землю, и по заснувшему лесу его топот разносился, словно гром.

Покачиваясь в седле, граф посматривал по сторонам, пытаясь понять, как далеко до Гартема. Но здесь он раньше не был, места незнакомые, и он никак не мог определить, сколько еще часов придется провести в седле. По рассказам стражи в Тире, Сигмон понял, что до соседнего города можно добраться за ночь хорошей скачки. Сначала граф собирался поступить именно так — гнать скакуна всю ночь, пока тот способен держаться на ногах. Спешно покинув Тир, Сигмон действительно гнал Ворона галопом, пытаясь как можно быстрее убраться из негостеприимного города. Но вечерняя скачка измотала Ворона. Сигмон не собирался загонять скакуна — тот пришелся ему по душе, и граф надеялся оставить его себе. Поэтому он и позволил скакуну отдохнуть — пустил его шагом, а сам задремал в седле. Бутылка вина была лишней. Совершенно и определенно. Как и та, которую он взял в дорогу и выхлебал в кромешной тьме, в одиночку, на полном скаку, под неодобрительное фырканье Ворона. И вот теперь они оба затерялись в глуши, в восточных дебрях необъятного Ривастана. Хорошо хоть дорога не даст пропасть окончательно — рано или поздно она выведет к Гартему, а там останется только разыскать кортеж с таримцами и тогда можно будет перевести дух.

Лесная просека, и здесь носившая громкое имя Королевского тракта, внезапно вильнула в сторону, ныряя между двух высоких холмов, заросших елками, и вывела гонца в широкую ложбину. Здесь, на краю этой впадины у изножья холмов, походящей на узкую чашу, Сигмон ухватился за поводья и резко остановил Ворона. Тот заплясал на месте, захрапел, но всадник нагнулся, прижался к черной гриве, и тихая угроза, исходящая от его странного тела, заставила коня умолкнуть.

Сигмон выпрямился в седле, разглядывая лесную дорогу, перегороженную упавшей елью. Лесной великан с разлапистыми ветвями наглухо перекрыл путь, превратившись в колючий вал не меньше человеческого роста. И Сигмон готов был поклясться, что случайности в этом не больше, чем в восходе солнца, — на той стороне дороги, прямо перед упавшей елью, остановился небольшой отряд, в котором граф без труда узнал цель своего путешествия.

У самых ветвей поваленного дерева гарцевали пятеро всадников в грязно-зеленых мундирах пограничной стражи Ривастана. За ними высилась черная коробка походного экипажа, запряженная четверкой лошадей. Ее охраняли всадники в черных плащах, по пять с каждой стороны — все как на подбор рослые, плечистые, вооруженные длинными клинками. Еще пятеро таких же крепышей прикрывали экипаж с тыла. Позади них сбились в кучу пятеро всадников, на вид довольно хлипких и безоружных. Слуги, не иначе.

Сигмону не нужно было гадать, кто прячется в экипаже. Он знал это наверняка.

Над дорогой стояла звенящая утренняя тишина. До Сигмона долетали лишь отзвуки голосов всадников, что, судя по всему, бранили упавшее древо. Все было ясно, как светлый день. Единственное, чего не понимал граф, — почему те, кто сидит в засаде, медлят.

Он беззвучно соскользнул на землю и проверил, легко ли вынимается из ножен клинок.

— Тише, — сказал он, похлопывая Ворона по черной шее, — постой тут, ладно?

Вороной, хранящий гробовое молчание, топнул копытом, размолов в пыль кусок замерзшей грязи.

— Я тебя позову, — прошептал граф, заглядывая в темные глаза скакуна, — потом, когда все кончится. Хорошо?

Ворон ласково боднул нового хозяина головой и отступил на шаг, оставляя его один на один с пустой дорогой. Сигмон медленно расстегнул пряжку тяжелого непромокаемого плаща и позволил ему упасть на землю. Потом подпрыгнул на месте, проверяя — все ли закреплено. Отстегнул с пояса кошель с мелочью, бросил на плащ. Провел рукой по груди, положил ладонь на рукоять меча. А потом побежал.

Он мчался по замерзшей дороге вниз, к ложбине. Ничуть не таясь, выбивая гул из подмерзшей глины и расплескивая редкие лужицы мутной воды, покрытые хрупким льдом. Он бежал изо всех сил, превратившись в смазанный силуэт, в тень, парящую над пустой дорогой. И все же он опоздал.

Он пробежал лишь половину пути, когда над спящим лесом взвился первый крик боли. Сигмон прекрасно видел, что произошло — из зеленых ветвей упавшего дерева вынырнули пятеро лучников и одновременно спустили тетиву. Пятеро ривастанцев, прикрывавших экипаж, с криками повалились в грязь — на таком расстоянии было сложно промахнуться. Но не успели опустеть их седла, как стрелки вновь скрылись в ветвях, а на их месте появились новые, с луками наготове. Они дали второй залп — уже по экипажу, отозвавшемуся глухим звоном треснувшего дерева. Таримцы в черных плащах рванулись вперед, чтобы смять лучников, прятавшихся за упавшим деревом, но в тот же момент из-за деревьев с обеих сторон дороги к экипажу бросились пешие воины. Вооруженные мечами и топорами, они оттеснили таримцев к самым дверцам экипажа, предоставляя лучникам возможность дать еще один залп. Но выстрелить те не успели. На поле боя появилось еще одно действующее лицо — граф Сигмон Ла Тойя, королевский гонец.

Он атаковал лучников, накладывающих стрелы на тетиву, со спины — ничуть тем не смущаясь, как дикий зверь, бросающийся на добычу молча и стремительно. С разбега он смахнул мечом голову ближайшего лучника, разрубил от плеча к бедру второго, проткнул насквозь третьего и лишь тогда был вынужден остановиться. Пока он выдирал меч из ребер вопящего разбойника, оставшиеся двое успели обернуться и тут же атаковали нового врага — без тени испуга и замешательства. Кинжал первого сломался о грудь Сигмона, и тот в ответ кулаком, как булавой, размозжил голову нападавшего. Оставшийся сделал выпад мечом, но Сигмон успел освободить свой клинок и отразил удар. Ответным выпадом он вспорол противнику живот, и в тот же момент в его плечо ударила стрела. Сигмон прижал к себе хрипящего лучника со вспоротым брюхом и взглянул наверх — там, чуть выше его головы, на ветвях поваленного дерева сидела вторая пятерка лучников, что готовилась выпустить стрелы по таримцам. Увидев, что их атаковали с тыла, лучники не бросились бежать, как сделали бы обычные разбойники, а развернулись и напали на врага.

Граф прикрылся умирающим лучником, словно щитом, еще от двух стрел, и швырнул тело в тех, кто целился в него. Прыгнул следом, отрубил одним ударом ногу ближайшего лучника, второго сбил ударом ноги, но тут же сам провалился сквозь густые ветви ели и хлопнулся спиной о землю. Разбойник, оставшийся наверху, над графом, пустил стрелу в упор, прямо в живот, и наконечник звонко взвизгнул, не в силах одолеть чешую зверя.

Сигмон прыгнул вверх, насадив не успевшего удивиться лучника на меч, словно на копье. Увернувшись от падающего тела, он уцепился за толстую ветку, подтянулся и прыжком вскочил на нее, словно канатоходец на канат.

Оставшиеся в живых лучники бросились прочь — Сигмон увидел только их спины, исчезающие в зарослях на обочине, но преследовать их не стал — бой за черный экипаж продолжался.

Десятка полтора пеших разбойников, неожиданно налетевших на всадников охраны, успели выбить из седла двоих и убить лошадь под третьим таримцем. Оставшиеся всадники отступили, стараясь держаться вместе, к ним присоединились слуги, сражавшиеся за свою жизнь, но разбойники атаковали ровным строем, не стесняясь ранить лошадей. Если бы у них были копья, судьба всадников решилась бы в мгновение ока, но сейчас опытные таримцы держали нападавших на расстоянии с помощью длинных клинков, а обученные бою кони не подставлялись под удары. Разбойники завязли в ближнем бою и еще не успели понять, что лишились поддержки лучников. На глазах у Сигмона трое разбойников кинулись на крайнего всадника и вытащили его из седла. Еще двое оставили схватку и, не дожидаясь конца боя, кинулись к экипажу, торопясь первыми распахнуть дверцу. Сигмон присел, закачался на ветке. И прыгнул.