— Неужели ты так просто сдашься? — спросила Стиви.
Она-то полагала, что Кэрол справилась со своими потерями и вступила в новый
этап своей жизни. — Это не в твоем характере!
— Я ведь не железная, Стиви. — Кэрол
вздохнула. — Я и за Шона выходить не хотела — но он сумел меня уговорить.
Кроме того, мне тогда было столько лет, сколько тебе. Больше я не хочу
экспериментировать.
— О чем ты говоришь?! Ты выглядишь максимум на тридцать
пять!
— А чувствую себя на девяносто пять. Боюсь, мое бедное
сердце просто не выдержит. Ему и так досталось.
— Не говори ерунды! — всерьез рассердилась
Стиви. — Я понимаю — сейчас ты еще не в лучшей форме. Но подумай, из какой
переделки ты вышла победительницей! Знаешь, я прекрасно помню твое лицо, когда
мы приезжали продавать дом. Ты любила Мэтью и до сих пор любишь!
— Может быть, — словно нехотя согласилась с ней
Кэрол. — И именно поэтому я не хочу снова пережить то, что я испытала
тогда. Когда я уезжала из Парижа, мне казалось, что мое сердце вот-вот
разорвется и я умру. Несколько лет я каждую ночь плакала, все ждала и
надеялась… Я хорошо помню, как мне было плохо, какой пустой и бессмысленной
казалась жизнь. Если это повторится, я просто не выдержу…
— Почему ты думаешь, что это повторится?
— Я же сказала — я боюсь, что с Мэтью может что-нибудь
случиться, а вдруг он снова меня бросит?
— А что, если он тебя не бросит и будет и дальше вполне
здоров? Что, если ка этот раз вас ждет счастье — не украденное, не взятое
взаймы, а самое настоящее, ваше? Сейчас вы оба свободны, и ничто не помешает
вам построить свою жизнь. Неужели ты готова отказаться от подобной возможности
ради сомнительных преимуществ одинокой старости?
— Да, готова. — В голосе Кэрол не было ни тени
сомнения.
— Ты любишь его?
— Да, люблю. Как ни удивительно, но это так. — Она
покачала головой. — Несмотря на то, как он со мной поступил, после всех
этих лет я все еще его люблю. Мэтью удивительный человек — умный, чуткий,
гордый, но выходить за него замуж я все равно не собираюсь. Ни за него, ни за
кого другого. Я хочу быть свободной и делать то, что хочу. Я понимаю, что это
эгоизм чистой воды, но, быть может, я всегда была эгоисткой. Не исключено, что
именно поэтому на меня обижалась Хлоя, а Джейсон решил искать счастья с другой
женщиной. Я была так занята собой и своей работой, что, наверное, упустила
что-то очень важное. Не уверена, что все было именно так, но кто знает?.. Я
растила детей, любила Джейсона и Шона. Когда Шон заболел, я не отходила от него
до самого конца, хотя видит бог, у меня хватало дел и забот. Но теперь я
намерена поступать так, как хочется мне, не беспокоясь о том, что я могу
кого-то обидеть, задеть или подвести. Если я решу куда-то поехать, я просто
сяду в самолет и не буду думать о том, что я кому-то нужна и кто-то без меня не
может обойтись. И если я вдруг не позвоню домой и не сообщу, как я добралась,
никто не обидится и не скажет, что я не должна мотаться по всему миру, а должна
делать то-то и то-то. А еще я хочу написать наконец свою книгу, а для этого мне
нужно, чтобы никто не указывал мне, где я должна быть и чем заниматься.
Восемнадцать лет назад я готова была умереть ради Мэтью. Если бы он попросил, я
бы отказалась от всего, даже от своей работы в кино. И даже от Джейсона, если
на то пошло. Я хотела быть его женой, хотела иметь от него детей, но это было
давно. Теперь я не готова бросить то, что мне дорого. У меня есть дом, который
мне нравится, друзья, которых я люблю, есть дети, с которыми я могу видеться
когда пожелаю. Торчать в Париже и мечтать о других местах, жить с человеком,
который однажды причинил мне боль?.. Нет, это не для меня. Я бы и раньше трижды
подумала, прежде чем согласиться на подобное, а теперь и подавно:
— Мне казалось, Париж тебе нравится, — растерянно
проговорила Стиви, потрясенная этой идущей от сердца исповедью. Кэрол почти
удалось убедить ее, что будущее счастье призрачно и что теперь уже поздно
что-то менять.
— Мне нравится Париж. Я могу даже сказать, что люблю
этот город, но я не француженка, и мне не хочется, чтобы окружающие постоянно
твердили мне, что Америка — отвратительна, что американцы — глупы и самодовольны
и что я ничего не понимаю, потому что приехала из другой страны. Даже Мэтью,
когда у нас с ним возникали какие-то недоразумения, часто списывал их на
«культурные различия» — на мое нежелание понять и принять обычаи и традиции
чужой страны. Но что поделать, если многие французские традиции кажутся мне
неприемлемыми? Можешь считать мои взгляды устаревшими или пуританскими, но я
просто не могла спать с чужим мужем. Мне нужен был мой собственный муж, и я
считала, что хоть это Мэтью должен для меня сделать. Но он предпочел остаться с
Арлетт… — Кэрол несколько упростила ситуацию, не упомянув о высоком
положении, которое Мэтью занимал в правительстве, поскольку как раз это она
могла понять. Гораздо болезненнее ранили Кэрол его настойчивые уверения, будто
нет ничего страшного в том, чтобы быть женатым и иметь любовницу или любовниц.
— Но ведь теперь он свободен и тебе не нужно переживать
из-за его жены. И я все равно не понимаю, что тебя останавливает, если ты
правда его любишь!
— Мой собственный страх, — честно ответила
Кэрол. — Я боюсь снова стать уязвимой, несчастной, боюсь неопределенности,
боюсь перемен.
— Понимаю. — Стиви вздохнула. — И все равно
это очень грустно.
— Грустно было пятнадцать лет назад, — возразила
Кэрол. — Ты даже не можешь себе представить, как грустно мне было
расставаться с ним. Мы оба были просто раздавлены, уничтожены. В аэропорту мы
оба плакали, но обстоятельства были таковы, что я все равно не могла остаться.
Да и сейчас изменилось немногое. Арлетт умерла, но у Мэтью остались его дети,
внуки, его работа, его родина. Он просто не сможет жить в какой-то другой
стране, а я не хочу жить во Франции, во всяком случае — постоянно.
— Разве нельзя найти какой-нибудь компромисс, который
устроил бы вас обоих? — спросила Стиви, но Кэрол с сомнением покачала
головой:
— Чем искать компромисс, лучше вообще не затевать
ничего такого. Тогда никто не будет чувствовать себя обиженным и думать, будто
получил меньше, чем заслуживал. Никаких разочарований, никаких оскорблений или
неуважения… И вообще я считаю, что мы оба не в том возрасте, чтобы вступать в
новый брак.
Она решила это твердо, и переубедить ее было практически
невозможно. Стиви очень хорошо знала, какой упрямой бывает ее подруга. Если
Кэрол упрется, ее уже с места не сдвинешь.
— Итак, ты решила прожить остаток жизни одна, —
сказала Стиви. — Будешь предаваться воспоминаниям и время от времени
видеться с детьми, так? Ну а когда у Энтони и Хлои появятся свои семьи, свои
дети, что ты станешь делать? Боюсь, тогда у них будет гораздо меньше времени,
чтобы навещать тебя в Лос-Анджелесе. И что тебе останется? Изредка сниматься?
Писать свою книгу? Выступать с речами по поводу той или иной общественной
проблемы, которая, по большому счету, не так уж сильно будет тебя волновать? Ты
меня прости, но это не жизнь, и ты совершаешь огромную глупость, если
собираешься так жить.